Тяжёлые сны
Шрифт:
— Подумай, Нета, — сказала Марья Антоновна.
— А иначе тебе худо будет. Я из тебя дурь выбью, не беспокойся. И актеру не поздоровится.
Нету подвергли беспрестанному домашнему шпынянью. Отец призывал ее раза по два на день в кабинет и читал длинные наставления, — должна была стоять и слушать.
— Я устала, — сердито сказала она во время одного такого выговора.
— Ну так стань на колени! — прикрикнул отец.
И ей пришлось еще долго слушать его, стоя на коленях.
Мать пилила понемножку, но почаще. Юлия Степановна
Дня через два Пожарский явился утром и попросил доложить Алексею Степановичу. Горничная, молоденькая, смазливая девушка, вся красная и крупная, рыжеволосая, краснолицая, в красной кофточке и белом переднике, с красными большими руками и с красными ногами, принесла ответ: не могут принять. Пожарский сказал:
— Скажи Алексею Степановичу, что по важному для него делу.
Горничная пошла неохотно. Пожарский вынул из кармана визитную карточку и карандашом написал:
"Дело у меня несложно, не хотите выслушать, так я словесно передам через кого-нибудь, — только, может быть, вы пожелаете избегнуть огласки; дело щекотливое, и огласка ваши же планы расстроит"-
Горничная вернулась и сказала ухмыляясь, словно радуясь чему-то:
— Извиняются. Никак не могут.
— Ну так передай вот это.
Через минуту горничная опять вышла к Пожарскому. Красное лицо ее досадливо хмурилось. Она сказала:
— Просят пожаловать.
— Давно бы так, — проворчал Пожарский. Мотовилов ждал в кабинете. Тщательно припер дверь. Спросил сухо:
— Чему обязан?
— Многоуважаемый Алексей Степанович! — торжественно сказал Пожарский. — Имею честь просить у вас руки вашей дочери, Анны Алексеевны.
— Вы только за этим явились?
— А его от ответа зависит.
— Ответ вам известен, — резко сказал Мотовилов. Пожарский нахально улыбался. Сказал:
— С тех пор обстоятельства изменились, и потому я беру смелость…
— Ваши обстоятельства?
— Нет, не мои лично.
— Я уже говорил вам, — начал было Мотовилов. Пожарский развязно перебил его:
— Поверьте, Алексей Степаныч, будет лучше, если вы согласитесь.
— Одним словом, это окончательно.
— В таком случае я должен вам сказать, — хотя и с прискорбием, — что, прося теперь руки вашей дочери, я только исполняю долг честного человека.
— Что? — крикнул Мотовилов. Побагровел.
— Увы! — вздохнул Пожарский, — "в ошибках юность не вольна!" Это и есть обстоятельство…
— Это — ложь! Гнусная ложь!
— Могу доказать…
После нескольких минут бурного разговора Пожарский очутился на улице. Растерянно думал:
"Досадно! Кремень человек! Не ждал я того, — только напрасно поклеп взвел на мою Джульетту. Как бы ей перечесу не задали!"
Посетил Андозерского, и также неудачно. Андозерский поверил, но сделал вид, что не верит. Видно было, что не отступится.
Нете поклеп Пожарского обошелся дорого. Отец призвал ее. Бешено раскричался.
— Ты, матушка, в могилу меня уложишь. Но ты еще у меня в руках. Иди к себе и жди березовой каши.
Нета ушла. Мотовилов и Марья Антоновна долго разговаривали. Потом Марья Антоновна пошла к дочери.
Нета сидела одна. Неутешно плакала. Не сомневалась, что отец исполнит угрозу. Но все не могла понять, что случилось. Мать долго сидела с нею.
Наконец Нета сказала:
— Он-негодяй! Ее глаза засверкали.
Марья Антоновна пошла утешить мужа. Мотовилов сказал:
— Ну и слава Богу! Я очень рад. А все-таки Нета виновата, и уж как ты хочешь, а я ее накажу. Уж очень она норовитая. Выбрала, кого любить, нечего сказать.
Нету опять позвали к отцу.
К вечеру в городе уже звонили, что Нету высекли. Молин был в восторге. Радостно рассказывал друзьям. Сочинял глупые и пошлые подробности. Веселились, — Гомзин стучал великолепными зубами. Биншток хихикал.
Глава тридцать пятая
Каждое утро Логин просыпался мрачный, хмурый. В стенах его квартиры было знойно. Румяный, рыжеволосый мальчуган, который привиделся в то несчастное утро, сделался так телесен, что начал отбрасывать тень, когда стоял в лучах солнца. Но стоило подумать об Анне, — и мальчуган исчезал, словно его не было.
Припомнились дела последних дней, свои и чужие. Жестокий яд злой клеветы все больнее жег сердце. И уже Логин знал, от кого идет клевета. И дела чужие, — негодование, презрение кипели над воспоминаниями о них.
Со всеми злыми думами и воспоминаниями связывался один ненавистный образ — Мотовилова. Злоба к Мотовилову подымалась, как дьявольское оде ржание, и мстительное чувство яростно боролось с внушениями рассудка. Напрасно припоминал заветы прощения. Напрасно приводил себе на память Аннины ясные глаза. Негодование владычествовало над памятью, и Анна припоминалась негодующая, и слышались ее страстные слова:
— Вот человек, который не имеет права жить!
Жажда мщения томила, как жажда, томящая в пустынях. Тяжело было думать, что Мотовилов, это ходячее оскорбление, этот воплощенный грех, еще живет, и дышит одним воздухом с Анною, и отравляет этот воздух гнилыми речами. Иногда Логин представлял себе, что Мотовилов обидит или оскорбит Анну, — и острая боль пронизывала его.
"Но и я не такой ли, как Мотовилов?" — спрашивал он себя и строго судил свое отягощенное пороком прошлое.
"Надо отделаться от ненавистного прошлого, убить его! Остаться жить с одною чистою половиною души. Эта жизнь невозможна. Исход, какой бы то ни было. Хотя бы мучительный, как пытка или казнь".