Тяжелые звезды
Шрифт:
Опытный администратор, он знал, как в таких случаях следует получать психологическое преимущество над противной стороной. Оно быстрее достигается, если есть повод для хорошей выволочки. «Я не понимаю, — сказал он ледяным голосом, — еще никто не позволил себе опоздать со мной на встречу!.. Вы не пришли вовремя. Я мог бы вообще ее отменить». Яндарбиев дрогнул и начал оправдываться.
Я не стану останавливаться на подробностях этой встречи, в результате которой было подписано соглашение о полном прекращении военных действий с 00 часов 1 июня. Конечно, никакого суверенитета чеченская делегация от представителей федеральной власти не добилась, однако в течение нескольких часов нам удалось достичь нескольких важных договоренностей. Соглашение закрепляло
В рядах чеченских боевиков никакого единодушия не было. Уже вечером того же дня генерал Павел Голубец сообщил мне из Грозного о радиоперехвате, в котором Шамиль Басаев называл Зелимхана Яндарбиева предателем и угрожал расстрелом.
Еще шла дискуссия, но решение о том, что назавтра Ельцин вылетит в Чечню, уже было принято. Знал об этом очень узкий круг людей, в который входил и я. Накануне у меня с Барсуковым и Крапивиным состоялся разговор о том, что хорошо бы на это время чеченцев задержать в Москве. Тем более, что самолет был наш и это в нашей власти было решать, взлетит ли он по требованию чеченцев или так и останется стоять в аэропорту.
Мы не собирались удерживать чеченцев насильно. Они были абсолютно свободны и, насколько я знаю, весь следующий день, 28 мая, решали свои дела в Москве. Стремительный вылет Ельцина в Чечню оказался для них полной неожиданностью.
Опережая президента на несколько часов, мы с Павлом Грачевым вылетели в Моздок, чтобы обеспечить безопасное пребывание главы государства в зоне военных действий. На военном аэродроме Моздока уже вовсю шли приготовления к встрече. Главнокомандующий военно-воздушными силами генерал Петр Дейнекин вовремя распорядился, чтобы на бомбардировщик, который должен был находиться возле стоянки президентского самолета, натянули синий транспарант с бодрыми словами: «Ельцин — наш президент». Большего в условиях фронтовой обстановки и выдумать было нельзя. Все крутились волчком, но успели подготовить встречу к тому моменту, когда самолет с пассажиром № 1 сел на бетонку аэродрома и покатился вдоль капониров.
Моздок — это только врата войны. Североосетинский город находится в стороне от боевых действий, но все последние годы он играл для федеральных войск роль прифронтового перевалочного пункта. Здесь находится самая крупная в регионе военно-воздушная база. Именно отсюда, пересев в вертолет, можно перелететь в Чечню: подлетное время до ее территории исчисляется несколькими минутами.
Обычно боевые и транспортные вертолеты, чтобы уклониться от попадания зенитной ракеты, идут над землей очень низко: стелятся над полями и буквально перепрыгивают линии электропередачи. Также летел и президент, решивший по дороге в Грозный заскочить в один из населенных пунктов.
Право его выбора принадлежало нам, и мы решили, что это будет село Виноградное, бывшее Русское. Находится оно недалеко от станицы Червленной, но только на правом берегу Терека. Чтобы исключить даже вероятность покушения, но в тоже время не заработать от президента выговор за мелочную опеку, мы быстро подтянули туда резервы: отряд «Витязь» успел в Виноградное лишь за пять минут до прибытия Ельцина. Находившемуся вместе с его бойцами генералу Анатолию Зайцеву были даны соответствующие инструкции. Поэтому на вопрос Ельцина: «Что за войска?», генерал без запинки отрапортовал: такие-то и такие-то, находимся на марше, выполняем учебную задачу…
Прямо на запыленной броне БТРа Ельцин подписал собственный указ о повсеместном переходе на контрактную службу с 2000 года. И помощник президента Юрий Батурин, ныне известный космонавт и Герой Российской Федерации, и мы, генералы, и сам Борис Николаевич очень хорошо понимали, что этот указ — не более чем политическая декларация.
После выборов этот указ был отменен.
Чеченцы из Виноградного приняли Ельцина довольно доброжелательно. Помню, были там фермеры. Расспросив их о житье-бытье, президент нашел глазами в кругу сопровождавших его лиц нижегородского губернатора Бориса Немцова. «Борис Ефимович, — обратился к нему Ельцин, — ты можешь подарить фермерам две-три «Газели»?» Немцов в ответ заразительно, по-мальчишески рассмеялся: «Теперь я понял, зачем вы меня сюда взяли — чтобы я «Газели» отдал…» Шутка шуткой, но впоследствии, я знаю, Немцов действительно отправил в Чечню несколько автомашин.
Потом полетели в Грозный, где в аэропорту «Северный» Ельцин выступал перед выстроенным на плацу личным составом Объединенной группировки. И перед представителями чеченского общества, но уже в сборном модуле, служившем для солдат кинозалом. Там же президент вручил Золотую Звезду Героя Российской Федерации ветерану Великой Отечественной войны К. Абдурахманову и братьям двух погибших фронтовиков — М. Узуева и М. Умарова.
В этом не было и доли наигрыша. Трое героев Второй Мировой войны когда-то были представлены к званию Героя Советского Союза за исключительные подвиги, но наград своих не получили. Исправить ошибку решили позднее, но, не скрою, церемония была исполнена особого смысла — награждали чеченцев за подвиги, проявленные в боях за свободу и независимость нашей общей Родины. Это был недвусмысленный жест президента в сторону тех жителей Чечни, которые не поддерживали сепаратистский режим и не хотели расставаться с Россией.
Стремительный рейд президента в Чечню, конечно, оказался очень эффектным и сыграл свою роль в том, что россияне, наперекор всем рейтингам, в большинстве своем проголосовали на президентских выборах именно за Бориса Ельцина. Одни поняли эту поездку как сигнал к окончанию войны. Другим импонировало мужество президента, взглянувшего в глаза своим солдатам. Но, думаю, причиной вернувшихся симпатий было не то, что сделал президент, а как это было исполнено.
Оставив яндарбиевскую делегацию с носом, Ельцин показал, кто в доме хозяин. Чувство национального унижения, многократно испытанное россиянами после штурма Грозного в январе 1995 года, после событий в Буденновске и Кизляре, сменилось чувством гордости за свою страну. Появилась уверенность: и мы умеем действовать нестандартно. И мы способны на остроумные политические ходы, которые приносят подчас куда больше пользы, чем банальное силовое воздействие.
Это отлично понимали и сепаратисты. Неслучайно, Зелимхан Яндарбиев, вернувшийся в Чечню уже после того, как ее покинул Борис Ельцин (Вечером того же дня. — Авт.), пытался хоть как-то оправдать свой очевидный проигрыш. Сильных аргументов не было, поэтому он больше налегал на проклятия в адрес федеральной власти и на кровожадную риторику. «Кто будет мешать нам, — говорил он вечером 28 мая, — в борьбе за свободу с оружием или без оружия, является нашим врагом. Против таких надо объявлять газават, сажать в тюрьму, а тех, кто не понимает, надо расстреливать. Это мой приказ… Любой, кто выставит себя кандидатом в депутаты на так называемых выборах, кто будет содействовать этим выборам, является злейшим врагом чеченского народа и ярым врагом нашей родины. Ответственность я беру на себя… Разговор с теми, кто против нас — это разговор оружия и смерти!»
Повествование о моей работе и о событиях, произошедших в течение 1996 года, не будет полным, если не рассказать о Борисе Николаевиче Ельцине. Вернее, о том, каким он представлялся мне в ту пору и каким видится сегодня, когда наши взаимные воспоминания друг о друге становятся достоянием общества. Ельцин — не мимолетная фигура российской истории и не рядовой персонаж моих воспоминаний. Поэтому, давая ему свои оценки, я не хочу впадать в суетное политиканство и не стану называть его солнцем или, наоборот, топтать ногами.