Тяжелый дивизион
Шрифт:
— Братцы, — сказал Андрей, приподнятость которого не угасили ни обшарпанные шинели, ни хмурые лица. — Хочу вам сообщить, что царя Николая больше нет, Он отрекся от престола.
Ряды стояли неподвижно, только на грудях едва-едва колыхались незастегнутые шинели.
— Сейчас власть взяла Государственная дума. Теперь вся жизнь в стране пойдет по-новому… И вот уже есть приказ номер один, который совсем меняет положение солдат. Вот я вам прочту все, что мы получили от штаба армии. Вы услышите сами.
Волнуясь, прочел
«Бесчувственные какие-то», — подумал Андрей. Он сказал еще несколько слов по поводу новых отношений в армии и, обескураженный, распустил команду. Через одну-две минуты на дворе уже не было ни одного человека. Ни один не остался побеседовать с командиром. Этого Андрей не ожидал. Он еще надеялся, что в свободной беседе вне строя удастся найти общий язык.
— Вы не обращайте внимания, ваше благородие, — утешал его уже в халупе фельдфебель. — Старики они. Из пехоты сюда попали. Держатся за склад, на фронт попасть боятся. Всё думают, как бы не было подвоха.
— Зачем же вы сами продолжаете звать меня «ваше благородие»?
— Да несподручно как-то…
Андрей послал в дивизион ординарца. В письме к Лопатину он просил разрешения приехать в Григорени.
Ординарец вернулся поздней ночью. Лопатин сообщал, что Андрей может вообще вернуться к исполнению своих прямых обязанностей, так как, по согласованию со штабом корпуса, складом будет заведовать офицер паркового дивизиона, управление которого стоит там же, в Сандуленях.
Днем зашел Габрилович.
— Я еду в штаб корпуса. Вы знаете, что у парковых приказ не читали. А солдаты все знают. Ваши им рассказали… Всё на ушко. Ваши тоже боятся. Я хочу узнать в штабе, как в боевых частях. Пехотные полки — это не парки и не складская команда. Там, наверное, все это иначе…
— Возвращайтесь скорее, — сказал Андрей. — Я завтра поеду к своим.
— Я ночевать там не останусь, до рассвета выеду обратно.
Андрей еще ночью сложил вещи, однако выехать в Григорени ему удалось только в восемь часов…
Габрилович, усталый и смущенный, подошел к окну Андреевой комнаты.
— Ну как?
— Не знаю. Никто в штабе ничего не говорит. Шушукаются по углам. Я бы сказал, заметно, что кое-что знают. Но вслух никто ничего… Я говорил с товарищами-телефонистами. Они говорят, что телеграмму все телефонисты знают. Но начальник связи велел всем молчать — иначе под суд. А князь, командир корпуса, заперся у себя и не выходит. Ребята решили, если завтра не будут опубликованы новости, идти в команды и рассказать все открыто. Сегодня там будут события, я думаю. Всю эту ночь в штабе не спали. А начальник штаба на автомобиле уехал в
— Значит, проверяют сведения?
— Чего проверять? Разве такую вещь выдумаешь?
Когда Андрей, набросив на плечи шинель, садился в тарантас, к нему подошел вестовой капитана.
— Ваше благородие, их высокоблагородие командир парка просят вас пожаловать к ним.
От изобилия титулов несло затхлым углом. Андрей на минуту задержался, но тут же удобно уселся в тарантас.
— Во-первых, почему вы не исполняете приказ по армии и называете меня и вашего командира «благородиями»?
— У нас приказ еще не читали, ваше благородие.
— Но вы знаете о таком приказе?
— Так точно, знаю, — широко улыбнулся солдат.
— Ну так вот, скажите командиру, что я ходить к нему не обязан. Если я ему нужен, пусть придет ко мне.
Солдат улыбнулся теперь окончательно приветливо и, проворно махая правой рукой, убежал.
Когда тарантас поравнялся с домом парковых офицеров, на крыльце показался капитан в поддевке и фуражке. Он замахал рукою и крикнул:
— Прапорщик, минуточку!
Андрей остановил возницу и выпрыгнул из тарантаса.
Капитан втянул его в полутемный коридор и тут, крепко, до боли схватив его за руку выше локтя, с присвистом от выпавшей пломбы зашипел:
— Это что же, офицеры показывают солдатам пути к бунту? — Затем отпустил руку и со злобным презрением добавил: — Впрочем, какой вы офицер? Студентик переодетый…
Теперь Андрей почувствовал свое превосходство над взбешенным офицером.
— Вы для этого меня и позвали, господин капитан?
— Нет, не для этого. Вы как смели без моего разрешения, без телеграммы штаба корпуса читать приказ нижним чинам?
— Приказ предложено прочесть во всех ротах, батальонах, командах. Приказ отдан штабом армии.
— Не ваше дело. Субординацию забываете? Вы обязаны были ждать моего приказа по гарнизону.
— Какой гарнизон? Две повозки и пол-автомобиля. — Он снял руку капитана, которая опять тяжело легла на его плечо, и, весело крикнув: — Имею честь! — вскочил в тарантас.
От всей этой перебранки стало весело. Бессильная злоба капитана только подчеркивала его беспомощность.
За деревней у колодца с украинским журавлем остановили двое прапорщиков-автомобилистов.
— Вы что, совсем от нас?
— Как будто.
Борисоглебский взял за лацкан шинели Мигулина.
— Ты бы смылся, парень, на минуту.
Мигулин посмотрел на Андрея и занес было ногу на подножку.
— Сиди, — сказал Андрей. — Я сам сойду…
— Мы, собственно, — начал Борисоглебский, — хотели вам сказать… Ну, что мы тоже… радуемся. Только капитан…
— Я понимаю, понимаю, — радовался Андрей. Он крепко жал руку офицерам. — Я напишу вам, что там у нас, внизу, и вообще… Я так и думал. А капитан… У него брат — губернатор.