Тяжёлый жезл маршала Ерёменко
Шрифт:
Я сказал, что эту операцию организовывал лично представитель Ставки. Сталин некоторое время смотрел на меня так пронизывающе - думал, прожжет глазами. Потом очень тихо сказал, помахивая пальцем перед своим лицом из стороны в сторону: "Мы вам не позволим прятаться за широкую спину товарища Ворошилова. Вы там были командующий, и за все будете нести ответственность вы. Идите..."
Ну и затем приказ о снятии с должности, снижении в звании на одну ступень."
Петров был освобождён от должности командующего Приморской армией, зачислен в резерв Ставки ВГК и снижен в звании до генерал-полковника,
Вот как описывает Андрей Иванович своё назначение:
"3 февраля 1944 г. я был вызван в Ставку Верховного Главнокомандования. Здесь, кроме И.В. Сталина, были В.М. Молотов, А.С. Щербаков, А.А. Андреев и другие. Сталин объяснил мое освобождение от должности командующего 1-м Прибалтийским фронтом состоянием моего здоровья.
– Есть мнение, - сказал И.В. Сталин, - направить вас в качестве командующего в Отдельную Приморскую армию, действующую в Крыму и на его подступах на правах фронта. В эту армию входят две воздушные армии, и наряду с общевойсковыми соединениями ей подчинены в оперативном отношении также Черноморский флот и Азовская военная флотилия и ВВС Черноморского флота.
Я понимал, что, подробно говоря о составе армии, Верховный Главнокомандующий заботился о том, чтобы не ущемить, что называется, мое самолюбие, поскольку я назначался командовать армией после того, как командовал фронтами.
– Армии предстоят наступательные бои, а дела там идут пока не блестяще. Дважды планировались на ее участке наступательные операции, но попытки осуществить их оказались неуспешными.
И.В. Сталин, как обычно, осведомился о моем согласии с назначением. Я ответил утвердительно.
Прощаясь, Сталин вроде в шутку, но все же вспомнил про статью в журнале "Славяне", заметив с улыбкой:
– А вы, товарищ Еременко, все же любите печататься.
– Товарищ Сталин, вас неверно информировали. Статью о Сталинградской битве у меня вырвали буквально силой, причем действовали от имени ЦК. Мне сказали, что без вашей санкции печатать не будут, так что я здесь ни при чем, - ответил я.
– Товарищ Щербаков, слышите, - воскликнул Сталин, - а вы мне докладывали совсем по-другому. Так нельзя поступать с нашими командующими.
На это замечание Сталина А.С. Щербаков что-то ответил, но что именно, я не расслышал.
– Вы все же фотографироваться любите, - сказал Сталин, обращаясь ко мне.
– Товарищ Сталин, это снова наговоры.
– Так вы же хотели сфотографироваться со мной, когда я приезжал к вам на Калининский фронт.
– Да, - ответил я, - было такое желание, но вы отказались, сказали, что мы сделаем это после войны. В этом своем желании я не видел ничего плохого или тщеславного. Ведь редко Верховный Главнокомандующий выезжает на фронт. Эта фотография была бы исторической. Я ведь такой же человек, как и другие, и желание сфотографироваться рядом с вами нельзя считать плохим качеством моей натуры. Я был делегатом 18-го съезда и видел делегатов, желающих сфотографироваться с вами. Было просто паломничество, все толкались, давились, каждый стремился поближе подойти к вам, хотя народ-то был солидный.
–
С совещания в ГКО я ушел в хорошем настроении, будто гора свалилась с плеч, но должен сказать, что в дальнейшем отношение Сталина ко мне было изменчивым: то приятно ласковое, с ехидцей, то грубое, с плохо скрытым недовольством."
К сожалению, Ерёменко не понял сугубо личного характера поездки Верховного во Ржев. Он привёз на встречу со Сталиным фотокоров и кинохронику, что крайне не понравилось вождю. Отрицательно на их взаимоотношениях сказался и отказ Ерёменко убрать Хрущёва из Сталинграда:
"Случилось это так. В середине октября Иосиф Виссарионович позвонил мне по ВЧ. После обычного приветствия и вопроса о делах на фронте спросил про Хрущева, где, мол, он. По интонации я уловил недовольство и возбуждение Верховного.
Я ответил, что Никита Сергеевич выехал в одну из армий.
После паузы, будто бомба разорвалась, когда Сталин выпалил:
– Ты чего держишь Хрущева у себя? Гони его...
– и облил Хрущева такой грязью, что неудобно пересказывать.
Такая вспышка гнева была настолько неожиданной, что я растерялся и долго молчал.
– Почему молчите?
– Товарищ Сталин, - ответил я наконец, - это же не моя категория, он же член Политбюро ЦК.
– Вы его еще не раскусили. Это такой...
– И опять принялся его шерстить. Когда закончил, я спокойно сказал:
– Товарищ Сталин, обстановка на фронте очень тяжелая и менять сейчас члена Военного совета просто невыгодно. Прошу оставить товарища Хрущева.
Мой ответ еще больше рассердил Сталина, он крепко выругался и добавил:
– Гоните его, говорю вам.
– И так резко бросил телефонную трубку, что в ушах зазвенело.
Такого возбужденного состояния Сталина я еще не наблюдал. Что там стряслось между ними, не знаю до сих пор."
Ерёменко не был искушен в подковёрной борьбе кащеева царства серых картавых карликов со Святой Русью и поэтому не понял к нашей большой грусти, ни госпереворота 1953 года, ни последующего предательского антирусского ХХ съезда, что, однако, не умаляет его чисто военных заслуг перед Отечеством.
План разгрома войск противника в Крыму разрабатывался командованием 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии с учетом полного взаимодействия войск обоих объединений по цели, времени и месту, по этапам операции.
Замысел операции сводился к следующему: войска 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии должны были, нанеся одновременные сходящиеся удары в северной части Крыма и на Керченском полуострове, прорвать оборону противника и, развивая наступление в общем направлении на Симферополь, Севастополь во взаимодействии с Черноморским флотом и партизанами Крыма, рассечь и уничтожить группировку вражеских войск.
Войска 4-го Украинского фронта прорывали оборону немцев на Перекопском перешейке и в районе Сиваша, наносили главный удар через Симферополь на Севастополь. 2-я гвардейская армия 4-го Украинского фронта должна была нанести вспомогательный удар в направлении Ак-Мечеть, Евпатория.