Тяжесть венца
Шрифт:
– Давным-давно я обещал подарить вам щенка.
– Вот как? Не помню.
Кэтрин, держа перепуганного Пендрагона за передние лапы, едва не отплясывала перед статуей святого Мартина.
– Пендрагон! Я буду очень любить тебя!
Анна поглядела на несколько растерянную настоятельницу.
– Милорд Ричард, я благодарю вас за подарок. Да и Кэтрин вы доставили истинную радость. Однако он не сможет жить в обители. Это пес для замков, и монахини вряд ли справятся с ним, когда он подрастет.
Ричард, подняв плечо, слегка повернулся к матери Евлалии, и та вдруг заулыбалась и с готовностью закивала, свидетельствуя, что в монастыре, где хозяйство не так велико, вполне хватит места и для еще одной Божьей
И все же Пендрагон изменил жизнь тихой обители. Огромный, нескладный, он весело скакал по клуатрам монастыря, игриво хватая за подолы монахинь, пугал монастырскую живность, топтал грядки и задирал ногу на цоколь статуи святого Мартина. Когда же его посадили на цепь, он двое суток выл так, что монахини не могли читать литании [4] , а собаки из селения в долине отвечали ему возбужденным лаем.
4
Литания– длинная молитва, сопровождаемая песнопениями.
– В этого пса наверняка вселился злой дух, – твердила строгая сестра-ключница, торопливо сотворяя крестное знамение.
– Упаси вас святой Мартин так говорить! – сердилась мать Евлалия. – Его подарил сам герцог Глостер! У святой церкви давно не было столь преданного и почтительного сына.
При этом она с удовольствием касалась распятия на груди, поблескивавшего густо-синими сапфирами, которое Ричард преподнес ей, сопроводив замечанием, что настоятельнице такой обители, как Сент-Мартин ле Гран, следует иметь достойный вид. Тем не менее, когда Пендрагон в очередной раз поднял возню, когда благочестивые сестры, выстроившись попарно, направлялись к полунощной службе в церковь, даже она не выдержала и велела окропить пса святой водой.
Щенок нарушил покой обители, и Анна чувствовала, что в этом есть и ее вина. Волей-неволей Пендрагон стал для нее той малостью, которая окончательно вывела ее из оцепенения. Теперь ей часто приходилось брать его с собой, чтобы прогуляться в окрестностях монастыря, и вскоре она привыкла к этим прогулкам и полюбила их. Теперь и Кэтрин получила долгожданную свободу и смогла наконец-то явиться со своим псом перед деревенскими ребятишками, которые приходили в восторг от этого чудовища. Пендрагон был самой крупной собакой, какую им доводилось видеть, и намного превосходил всех псов в деревне, но готов был добродушно облизать любого, кто уделял ему внимание.
Ричард продолжал свои визиты, и Анна стала привыкать к ним. Он не был навязчив и больше не заговаривал о ее наследстве, однако постепенно познакомил Анну с положением при дворе, поведал об изменах и кознях герцога Кларенса. Анна обычно слушала, не делая никаких замечаний, однако, помимо ее желания, Ричард разбудил в ней прежнюю ненависть к Джорджу Йорку. Предатель, насильник, убийца – она редко вспоминала его в прошедшие годы, но сейчас, слушая Ричарда, повествовавшего о признании людей Джорджа в том, что им было приказано отравить ее сестру, тогда как Джордж беспрерывно ссылался на то, как любил его легендарный Делатель Королей и именно его хотел видеть на троне Ланкастеров, она невольно начинала порывисто дышать от гнева, в глазах ее вспыхивала ненависть, и она ловила себя на мысли, что охотно помогла бы Ричарду Глостеру в его борьбе со средним братом. В том, что Ричард ненавидел Джорджа, она не сомневалась, да он и не скрывал этого.
Однажды Анна заметила, что хотела бы со временем принять Христов постриг и обет безбрачия. Ричард как бы не услышал ее слов, но в следующий раз, посещая Сент-Мартин ле Гран, привез ей книгу бенедиктинской отшельницы святой Джулианы из Норича «Откровение». Анна приняла подарок, ибо, кроме устава святого Бенедикта
– Do manus [5] , милая кузина, что вы еще не вполне готовы примкнуть к сонму Христовых невест. Вам недостает молитвенной сосредоточенности.
Анна смутилась.
– Возможно, вы и правы, милорд Ричард. И все же в миру меня мало что привлекает, и я надеюсь, что со временем укреплюсь в своем намерении настолько, насколько милостив будет ко мне Господь.
Ричард продолжал насмешливо смотреть на нее, и Анна поняла, что означает этот взгляд, лишь прочитав другую привезенную им книгу – «Руководство о грехах», писанную Маннингом и насквозь проникнутую осуждением греховности и алчности священнослужителей.
5
Ручаюсь (лат.).
– Вы не должны были предлагать мне подобное сочинение, – сказала Анна при новой встрече. – Вы знаете мои намерения и подобными писаниями словно хотите поколебать мою твердость в принятом решении.
– Помилуй Бог, леди Анна! У меня и в мыслях не было ничего подобного. Разве я виноват, что вы куда внимательнее прочитали «Руководство о грехах», нежели «Откровение» святой Джулианы?
Анна почувствовала себя девчонкой, пойманной с поличным. Она хотела покоя, но этот странный человек, поступавший как друг, вместе с тем раз за разом ставил ее в тупик, внося смятение в ее душу.
Ричард почувствовал, что ему не следовало так говорить. Поэтому, когда он вновь обратился к Анне, голос его звучал мягко, и книга, которую он оставил, уезжая, оказалась «Исповедью» Августина Аврелия, вполне приличествующей для чтения в тиши монастыря.
Анна сама не заметила, как увлеклась сочинениями Блаженного Августина. Еще подростком ее понуждали читать их в Киркхеймской обители, где она получила воспитание. Как и Кэтрин сейчас, она начинала зевать и коситься в окно, едва мать принималась читать вслух. В то время она находила эту книгу невообразимо сложной и запутанной, отдавая предпочтение любовным стихам Марии де Труа. Теперь же, после бурь, что пронеслись над ее жизнью, она с упоением читала и размышляла над страницами, созданными человеком, как и она, прожившим бурную жизнь и обретшим утешение в Боге. Как остро она осознавала собственное несовершенство и невозможность обрести наконец мир в душе.
Однако, когда Ричард вновь посетил Сент-Мартин, он нашел Анну просветленной. Она все еще была под впечатлением «Исповеди» и тотчас заговорила о ней с герцогом, едва представилась такая возможность. Они остались в ткацкой. Ричард стоял, облокотясь о дубовую станину, Анна же сидела в кресле, и ее руки праздно касались неоконченного полотна. За это время у Анны накопилось немало сомнений, и только Ричард, казалось ей, мог разрешить их. Порой Анну смущала смелость его речей и суждений, но она же и импонировала ей. Так или иначе, она испытывала удовольствие от беседы с равным и не замечала бега времени. Она вздрогнула, когда раздался звук колокола, призывавшего к Angelus [6] , и даже на миг почувствовала разочарование, что их прервали. По-видимому, это отразилось у нее на лице, так как Ричард вдруг понимающе улыбнулся и сказал:
6
Молитва к Пресвятой Богоматери.