Тяжкие повреждения
Шрифт:
— Поехал за нашей машиной. Аликс отвезла нас домой, бросить вещи, но я, конечно, хотела ехать прямо сюда, к тебе, так что он взялся все разобрать, а потом заедет за мной. Родная моя, ну почему вы сразу не сообщили? Ужасно, что меня здесь не было. Я чуть с ума не сошла оттого, что я так далеко.
— Прости. Мы не знали, что делать. Не хотели вас огорчать, не могли выбрать подходящий момент.
Мэдилейн поднимает брови:
— Подходящиймомент? И какой же момент ты считаешь подходящим?
Как они похожи, она и Айла. Она обижена,
— Я знаю, ты права, прости. Но теперь ты здесь, и слава богу. Я так скучала по маме. — Айла пытается смягчить ситуацию, но она говорит искренне: она скучала по матери, которая теперь здесь. Еще один хороший знак, как сказал бы доктор Грант?
— И ты как раз вовремя, еле успела. Только что заходил врач, они назначили операцию на послезавтрашнее утро. Немножко неожиданно, но, наверное, хорошо, что дело сдвинулось с мертвой точки.
— Вот это да. — Это, конечно, Аликс, выходящая из-за бабушкиной спины. — В четверг?
— По крайней мере, тут я успела. Я бы не вынесла, если бы меня в этот момент здесь не было.
Глаза Мэдилейн наполняются слезами. Айла не помнит, чтобы мама плакала с тех ночей, сразу после смерти отца, когда Айла просыпалась от безутешных, горестных звуков.
И еще она не думала, что ей придется сдерживать чувства в разговоре с матерью.
— Не надо, не плачь, все хорошо. Все говорят, что это — лучшая клиника в стране, и врач настроен оптимистически. Он медлил только потому, что хотел посмотреть, не выйдет ли осколок пули сам, но тот не вышел. Он совсем крохотный. Я видела снимки. И ты должна посмотреть. Так интересно.
Мэдилейн все гладит и гладит лоб Айлы. Айла закрывает глаза. Дрожащая нежность Мэдилейн: почти на это она и надеялась.
Хотя вскоре это начинает казаться мрачноватым: как будто Мэдилейн скорбит над телом. Айла быстро открывает глаза.
— Ну и как вы добирались домой? Я слышала, все было довольно сложно.
— Скажем так, не без приключений. Лайл очень ловко все устроил, нашел катер, потом маленький самолет и парочку ни на что не похожих гостиниц. Кстати, Берт сказал, что в четырехместном самолете больше никогда не полетит, хотя, на мой взгляд, мы попадали в куда худшую болтанку на больших самолетах.
— Бедный Берт.
— Да, и он скоро приедет. Айла, я вернусь, как только смогу, но мне нужно уйти, совсем ненадолго. Я умирала, так хотела тебя сразу увидеть.
Она останавливается; не зная, как думает Айла, что можно сказать после слова «умирала».
— Я так счастлива, что ты рядом. Но ты наверняка вымоталась, так что поезжай домой и отдохни, не возвращайся сразу. Сделай все, что нужно, выспись, а завтра увидимся. Потому что нам всем понадобятся силы.
— Но столько еще нужно узнать.
— Понимаешь, кажется, что много всего, но на самом деле — совсем чуть-чуть. Куча деталей, но всего несколько основных фактов. Все самое главное ты знаешь. Честно, я не вру, ты вернулась — и мне уже хорошо.
Это недалеко от истины. Совсем недалеко.
—
Поздновато себя беречь.
— Хорошо, мамуль. И ты тоже.
Аликс все еще лучится. Куда делось умиротворение?
— Правда, здорово, что ты повидалась с бабушкой? Я едва успела, мне пришлось просто мчаться в аэропорт из суда. Ой!
Этого она явно не хотела говорить.
— Из суда? — Айла унаследовала от Мэдилейн талант поднимать брови.
— Ну да. — Аликс на мгновение отводит взгляд, потом снова смотрит на Айлу. — Я хотела с тобой об этом поговорить, но, может быть, не сейчас. Я не знала, что операцию назначат так скоро.
— Тогда лучшего времени не найти, разве нет?
Потому что другого времени может и не быть — это жестоко? Возможно, нет. Возможно, Аликс этого и не услышала.
— Ну, хорошо. Я думала, не будешь ли ты против: слушать обо всем этом, и о том парне — будет ли это правильно? Потому что мне кажется, что это важно.
Гляньте на нее: под этой хрупкостью и прозрачностью всегда таилась девочка, девушка, молодая женщина, которая может, если хочет, принимать жесткие решения. Они не всегда разумны, но могут быть очень суровыми. Сейчас в ней есть что-то от Аликс двенадцати лет, медленно вылезающей в расстегнутой после возни с Тимом рубашке из-под бильярдного стола и упирающейся в отца взглядом, от которого тот теряется. В последнее время она принимала решения в интересах веры, стремления, убеждений: возможно, ложной веры, глупых стремлений, ошибочных убеждений, но кажется, она что-то знает о том, как их принимать, если не о том, к чему они приводят. Нежное сердце у нее было от природы, а потом она сосредоточилась на достижении равновесия, которое, возможно, ошибочно принимала за душевный мир.
Посмотрите на эту кожу, на эти глаза, на эти великолепные волосы. Задумайтесь о ее желаниях. Разве Айла не разделяет их?
— Хорошо, — осторожно произносит Айла.
— Его зовут Род. Это ты, наверное, знаешь. Я слышала, как его бабушка и отец зовут его Родди, а в суде говорили Родерик, по документам, ну, в обвинении, но адвокаты и судья называли его Род.
Об именах можно было бы и поменьше. Айла избегала его имени, как могла, а теперь их сразу три. Возможно. Аликс это так интересует, потому что сама она идет по жизни с одним, по крайней мере, лишним именем.
— Я не знаю, помнишь ли ты, как он выглядит.
Жидковатый. Непривлекательный. Движения быстрые и глупые. Примерно так.
— Он довольно худой. Бабушка у него просто толстая, и отец здоровый дядька, но Род на них совсем не похож.
Тогда он, наверное, похож на мать, но где она? Айле очень хорошо известно: что бы ни натворил сын, мать всегда с ним. Сама она была несколько лет назад, сидела за спиной Джейми в суде, слушала про его преступления, слышала его покаяние, вынесла его наказание.