Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
– Отравленная стрелка в затылок, – Тирсис оскалился. – Почти мгновенная смерть, без мучений. Типичная работа зверопоклонников.
«Так, – подумал Леон. – Хорошо. С чего это я думал, будто ребята не справятся?»
– Охрана? – спросил он.
– Устранена. С ним всего двое было.
– А подозреваемые в преступлении?
Тирсис капризно покривил губы, поросшие юношеским пушком.
– Не подозреваемые, а участники нападения, застигнутые с поличным. Поймали двоих, остальные ушли в лес. Кандидатуры отобраны подходящие: темная деревенщина, вдобавок оба
– Но-но, – проронил Леон. – Не петушись.
Мгновенный озноб прошел, растекся по коже мурашками. Мурашки растаяли – и нет мурашек. И нет больше Астила, что главное.
Леон почувствовал прилив сил. Захотелось расправить плечи.
– Иди. Спасибо.
…Вопросы организации торжественных похорон Астила, предательски убитого зверопоклонниками, Леон обсуждать отказался, возложив эту миссию на Париса и Полидевка и предложив им продумать детали самим, с тем чтобы представить на утверждение завтра.
Он начал похрипывать – говорил уже более часа. Перешли на схваченных убийц, и Леон потребовал принять меры. В необходимости принятия мер не усомнился практически никто. Добрый знак.
– Один из них утверждает, что амулет на него надели силой, – нерешительно вякнул Парис.
Полидевк посмотрел на него из-под насупленных бровей.
– Врет.
– Тебе виднее… – Парис развел руками, полез было пятерней в бороду и спохватился: – Вот и я думаю, что врет, мерзавец! Зверопоклонники – они такие! Они – ого!..
Преемник Аконтия – Леону называли его имя, но он забыл – задвигался на лавке, как бы желая взять слово и что-то сказать, но, забегав глазами по щелям в полу, ничего не сказал и успокоился.
– Удавить? – спросил Полидевк. – Прилюдно?
– Я же сказал: принять меры. Как – решать тебе. Вообще, нам давно пора иметь военно-полевой суд.
– Значит, обоих в одной петле, – заключил Полидевк, – спиной к спине. Это будет назидательно. И еще раз почистим леса, особенно приграничные.
– Почисти, почисти. Своих людей тебе для этого хватит? Или дать еще?
– Дать еще, – обрадовался Полидевк.
– Дадим, – пообещал Леон.
Он знал, что не даст ни за что. Брюхоног стал слишком опасен, чтобы можно было позволить увеличить и без того немалую силу, что стоит за его жирной спиной. Пора поставить его на место. И лучше всего сменить совсем.
– Прежде всего займись восстановлением порядка в войсках, – деловито бросил Леон. – С этого и начни, а зверопоклонники могут подождать. Парис, твое дело не только связь, но и пропаганда. Забыл? Где не поможет убеждение, будем применять силу. Теперь вот что. Рано или поздно нас все равно загонят под землю, – Леон покосился на Умнейшего, – поэтому будет чудовищным расточительством спасать ненужных людей в ущерб незаменимым. Нам понадобятся дисциплинированные солдаты, ремесленники, здоровые женщины и дети. Южане идут к нам? Очень хорошо, пусть идут. Но пусть не ждут, что их тут примут с распростертыми объятиями. Каждый пришелец должен делом заслужить свое право на спасение. Есть возражения? Очень хорошо,
Совещание удалось закруглить в полчаса.
Умнейший, не проронивший за это время ни одного слова, не отреагировал на знак Леона, приказывающий остаться. Пришлось скомандовать вслух.
Дверь за остальными закрылась поспешно и плотно.
– Я хотел сказать тебе спасибо, – начал Леон. – Без тебя у меня ничего бы не получилось. Скорее всего мы все были бы уже мертвы, растерты в пыль, ты знаешь это? Ты сделал нас сильными. Ты начал, а ведь это труднее всего – начать…
Помолчали. Умнейший сидел осунувшись и смотрел в пол.
– Подумать только, с чего все завертелось, – продолжал Леон. – С камня, разбившего мне окно.
– С камня, – эхом отозвался старик.
– Я что-нибудь делаю неправильно? – спросил Леон. – Ты не молчи, Учитель, ты мне скажи. Мне нужен такой человек, как ты. Чтобы рядом… Всегда. Я не справлюсь один, ты меня понимаешь?
– Справишься, – глухо сказал Умнейший. – Теперь уже справишься. Я вижу.
– Сейчас – я ошибся?
Умнейший покачал головой, и в этом движении Леону открылось, насколько старик стал дряхл. Последняя вспышка старости обрушилась на него стремительно, словно атакующий зауряд.
– Нет. Ты все сделал правильно… Об одном прошу: не называй меня больше Учителем.
– Почему?
– Тебе уже пора иметь своих учеников.
Умнейший вышел сгорбившись и забыл притворить за собой дверь. Слышно было, как, по-стариковски покряхтывая, он спустился по ступенькам крыльца и зашлепал по глине.
Так, подумал Леон. Ни с того ни с сего он вдруг ощутил страшную усталость. Словно в былые времена, когда возвращался с поляны после состязаний, которые проиграл. Нет, даже хуже…
Но ведь не проиграл же! Ведь выиграл!..
В «предбаннике» кашлянул адъютант, испрашивая позволения войти. Не дождавшись позволения, осторожно прикрыл дверь.
Ушел Умнейший… Жаль, что ушел. Не с кем посоветоваться, некого и обвинить в случае чего. Нет, на это найдутся другие. Такого, как он, уже не будет. Никогда. И многого не будет из того, что прежде было простым и естественным, как солнечный луч или глоток воздуха. Что же останется в удел вождю, переставшему быть властелином пустоты? Что-то ведь должно остаться, кроме великой жертвенности и великого одиночества – отныне и навсегда.
Неужели – ничего больше?..
Глава последняя
Что бы ни случилось – живи!
Чернота, а в ней корабль. В корабле отсек, в отсеке – человек в специальном кресле, с которого он никогда не вставал и не может встать. Даже два человека: один из них снаружи и служит оболочкой, а другой – это я – внутри.
Слоеный пирог.
Нбонг спит, а я не сплю уже седьмой час. Для меня это много. Опять чешется спина, а не достать. Мне темно, потому что брат спит с закрытыми глазами. Его храп мешает мне думать.