Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
Иных, кстати, у нас не бывает.
Чтобы унести Тамерлана с ринга, требуются усилия четверых крепких служителей. Я ухожу последним, приплясывая и приветствуя зал поднятыми руками. Конечно, теперь уж никаких воздушных поцелуев! Публика – это святое. Гойко Молотилка однажды забылся и получил от охранницы такой разряд, что потом недели три дергался и заикался.
В меня летит всякая всячина: обертки, огрызки, банановая кожура, пустые банки из-под напитков и ничего опасного для жизни. Публике понравилось, проигравшие простили мне потерю
Неужели публика не понимает этой простейшей механики? Или мы так смачно убиваем друг друга, что деньгами пустоголовых юниц распоряжаются голые инстинкты?
Очень может быть. Социально нестабильная молодежь глупа – иначе не была бы социально нестабильной в нашем ухоженном мире. Кто поумнее, того на «Смертельную схватку» не заманишь. А толпа – и вовсе организм особенный, мозг у нее один на всех, и тот спинной.
– Как это выглядело со стороны, Мама?
Красная, распаренная, словно сама только что сошла с ринга, где ей не очень повезло, она тем не менее находит для меня улыбку:
– Замечательно, Тим. Я очень довольна тобой, мой мальчик...
Отчего-то она вздыхает совсем не радостно.
Это настораживает.
В раздевалке крепкий запах пота. Намусорено. Как обычно, Тамерлан, огромный, голый и волосатый, обтирает себя бумажными полотенцами и швыряет их на пол, вместо того чтобы сразу пройти в душ. При виде меня он иронически подмигивает левым глазом – правый заплыл.
– Нормально?
– Угу, – отвечаю я, осторожно щупая нос и подбитую бровь. Переносица вроде цела, но нос уже опухает и спустя час-другой дойдет до кондиции спелой сливы. Ребра побаливают, но умеренно. Дышать нетрудно, значит, переломов нет. – А ты?
– Что мне сделается...
– Покажи хоть раз, как ты это вытворяешь, – прошу я.
– Что «это»?
– Хруст позвонков. Только не говори мне, что ты ими и хрустел.
– Нет, конечно, – улыбается Тамерлан и производит горлом короткий смачный треск. – Вот так примерно.
Я пытаюсь повторить – с более чем скромным успехом.
– Так лягухи в болоте квакают, – не без удовольствия замечает Тамерлан. – Потренируйся без меня денек-другой, а если ничего не выйдет, брось. Не каждому это дано. Жак Ягуар был классный боец, а тоже не умел.
Самомнение у Тамерлана отменное: все-то он умеет лучше других... Я решаю сменить тему:
– Что это Мама вроде не в себе?
– Привет! – Тамерлан делает вид, что поражен моей неосведомленностью. – Ты ничего не знаешь, что ли?
Я неопределенно пожимаю плечами. Что это я, интересно, обязан знать?
– Откуда? Вчера меня тут не было, да и позавчера тоже...
– Так это не позавчера началось. Контору-то нашу прикрыть решили, вот так вот.
– Удивил! Ее уже год прикрыть пытаются...
– Теперь точно, – безапелляционно говорит
– Муниципальный совет? – интересуюсь я.
– Если бы. Федеральный. Так что неделю-другую Мама Клава еще побарахтается, сунется туда-сюда с протестами и подмазкой, а потом – все. Можешь искать себе новую работу.
– Не проблема.
– Тебе – да, ты техник, – невесело ухмыляется Тамерлан. – А мы училищ не кончали...
Судя по вою амфитеатра, сильно приглушенному на пути по коридорам к раздевалке, на ринге следующая пара. Зрители не жалеют голосовых связок.
– Интересно, где теперь эти сопливки будут отводить пар в свисток? – риторически спрашиваю я.
– А ты не знаешь?
К сожалению, я очень хорошо это знаю.
– Неделю-другую, говоришь?
– Если не меньше.
– У Мамы Клавы хорошие связи...
Тамерлан качает головой.
– Не поможет. Если уж с самых верхов пошло, дело труба. На месте Мамы я бы вообще не дергался.
– Тебе трудно оказаться на ее месте... Кстати, не знаешь, почему Мама вызвала именно меня?
Он пожимает плечами:
– Полагаю, не случайно. После Саблезубого у меня наилучший контакт с Ураганом, потом с тобой. А Ураган сегодня занят в другой паре.
– Как это Саблезубого угораздило?..
– У него не просто тяжелое сотрясение, у него еще перелом свода черепа, – сообщает Тамерлан и вдруг ухмыляется: – Это я ему устроил.
– Зачем?
– Много знал. О тебе.
– Откуда?
– А я знаю? Проворонили мы где-то. Он, дурак, не сообразил, что с такой информацией ему самому крышка. А так хоть жив останется... может быть. Но не заговорит еще долго, это точно.
Под тугими горячими струями не очень-то поговоришь – приходится кричать. Лучше уж вовсе не раскрывать рта. Для говорильни лучше подходит не душ, а раздевалка, когда в ней не толкутся посторонние. Там всего один замаскированный микрофон в вентиляционной отдушине, да и то мы давно замкнули провода. Никто и не хватился.
Пока мы смываем пот и молчим, если только фырканье считать молчанием, я лихорадочно соображаю: откуда Саблезубому стало известно обо мне то, чего ему знать совсем не следовало? Видеть мою тайную способность в действии он ну никак не мог. Стало быть, кто-то сболтнул – но кто из пятерых, включая сюда Тамерлана, мог это сделать? А главное, насколько широко пошла утечка?
Говорили же мне: мало-мальски надежная конспиративная ячейка должна состоять максимум из четырех человек, считая и руководителя, а никак не из шестерых! Тут даже не обязателен провокатор: бойцы из шоу Мамы Клавы – люди в большинстве простодушные, кто-то мог случайно проболтаться дружкам за кружкой пива...