Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
Судя по всему, я уже за барьером. Странно: никаких ощущений. Ни малейших. Умом понимаю, что ничего иного не стоило и ждать, а что поделаешь? Подсознание, на стереотипах вскормленное, стереотипы же и рождающее, готовилось, оказывается, к тому, что должно было хотя бы встряхнуть, как на ухабе...
На ожившем локаторе – цель. Неподвижная. Не стреляющая. Лакомая.
– Первая эскадрилья – лобовая атака! – грохочет в эфире Шепердсон. – Вторая и третья – фланговая! Тим, ты пока не суйся...
– Понял. Джо, Мустафа, сброс тяги...
– Карамазов, Кац, за мной! – Крик
Я во втором эшелоне. Пусть шестьдесят девять капсул в нарушение плана пересекли рубеж практически одновременно, но кидаться на врага всей сворой – не лучший способ победить. Только теперь «Эгида» начинает развиваться почти по плану. Может быть, до абордажа сегодня вообще не дойдет очередь – ядерные боеголовки разнесут чужака в радиоактивную пыль, и операция завершится хотя бы частным успехом?
Хотелось бы верить.
Чужак на экране локатора виден ясно. Когда отметка от цели совпадает с блуждающим по экрану квадратиком, я вдавливаю кнопку «Захват».
– Первая эскадрилья – пуск ракет! – командует Шепердсон. – Вторая, третья – пуск по готовности.
На экране это выглядит красиво. Словно сжимающаяся вокруг чужака гигантская пятерня. Сожмется, сомнет – и нет чужака.
Одно за другим с интервалом в полсекунды вспыхивают три ослепительных солнца. На моем экране гаснут три короткие строчки – радиомаячки на капсулах тоже стали горячей плазмой. Звена Свербыгуза больше нет. И новые плазмоиды, отделившись от чужака, веером хлещут по выпущенным ракетам, по капсулам...
Какие они шустрые... Нет, кто-то из ребят успел увернуться. А этот – нет...
Пятерня не может сразу отдернуться. Вся в прорехах, она продолжает сжиматься – и сгорает, обращаясь в ничто.
– Сука! – вопит кто-то на весь эфир. – Вот сука!
– Спокойно, ребята, работаем... Джингль, не отклоняйся!
– Получи, сволочь...
– Вертер, огонь! Пускай ракеты, твою Первомать! Пускай, гад!
– Я Онегин. У меня локатор сдох! Шеп, что делать?
– Попробуй мне только вывались! Четвертая, пятая, шестая эскадрильи – атака! Атака! Тим!!!
Я Тим. Я Тимофей Гаев по прозвищу Молния, телепортирующий носитель игрек-хромосомы. Я здесь, на предписанном мне месте. И что я могу сделать, ну что?
Кажется, только сгореть вместе со всеми без всякого смысла. Как глупо... Но чего я ждал? Разве разработчики плана «Эгиды» не исходили с самого начала из того, что вероятность полного успеха ничтожно мала? Разве не сам я заключил с Иолантой договор: невозможное в обмен на небывалое?
– Джо, Мустафа, атака!
Полная тяга. Семь «же». Откинув тяжелые колпачки, жму на левую кнопку, через две секунды – на правую. Мы за барьером, мы – цели. Не столь уж важно, долетят наши ракеты до чужака или не долетят, но сбить его с толку, утроив количество целей, – наш единственный шанс.
Капсула легонько вздрагивает. Совсем легонько. Ракеты отходят от корпуса почти нежно – это хорошо на учебных пусках, но совершенно неуместно сейчас! Нежное, бессильное оружие. На нас прет танк, а мы вышли против него с розами без шипов...
Это не бой. Это расстрел мишеней, бесстрастный и методичный.
Он не остается на месте. Маневр его молниеносен и безупречен. Никто из нас не выдержал бы такой немыслимой перегрузки. Часть ракет попросту теряет цель, некоторые пытаются следовать за ней, но не многим это удается – щадя конструкцию, срабатывают ограничители допустимых перегрузок. Лишь три-четыре ракеты продолжают идти прямо на чужака – он шутя сжигает их. Ярко вспыхивает и окончательно гаснет экран переднего обзора.
Он разумен, этот чужак, и правильно выстроил приоритеты. Во-первых и в главных, уцелеть самому. Во-вторых, уничтожить нападающих. В-третьих, вычистить то, что прорвалось за барьер и уже никому не угрожает, – но потом, после боя.
Теперь нет ни первой, ни второй волны атаки. Есть собачья свалка и исчезающие строки с фамилиями пилотов на моем экране. Правда, сзади подходят четыре лазерные платформы, и чужаку пока не до них...
Несколько капсул удирают. Штабу эскадры тоже пока не до них, у лазерных платформ есть куда более важная цель. Что ж... у трусов появился призрачный шанс спастись, протянуть свои дни до трибунала на Церере.
Почему-то я не чувствую гнева.
Ядерная вспышка между мной и чужаком. Это не самоликвидация промахнувшейся ракеты – они самоликвидируются без срабатывания боеголовки, – это перезахват цели. Мы бьем сами себя. Гаснут фамилии: Милославский, Дютертр, Штольц...
– Ти-и-и-им!!!
Легко сказать: подойти на дистанцию телепортации. Как??! Если бы эта инопланетная тварь с пяток минут постояла на месте!
Мбога, Расплюев, Мелехов, Форсайт...
– Есть!!! – победный вопль.
Локатор фиксирует вспухающий волдырь ядерной плазмы бок о бок с чужаком – через две секунды чужак выскакивает из него, как протуберанец из маленького солнца. Вернее, как опаленный обалдевший заяц из степного пожара. Он больше не стреляет!
– Джо, Мустафа! – кричу я. – Разворот, торможение!
Сейчас моим ведомым придется куда тяжелее, чем мне: лишь моя капсула оснащена всем необходимым для автоматического сближения с целью после ее захвата. Но ребятам и не надо в точности повторять мои маневры – их функция лишь отвлекающая. Две мишени страхуют третью.
Чужак не стреляет. Быть может, его уже полосуют импульсы гамма-лазеров с приблизившихся платформ? Не вижу, ничего не вижу... Мягкий загубник налился свинцом и норовит сломать мне зубы. Вкус крови во рту. Тьма.
Меня вдавливает в кресло так, что каждая складочка летного комбинезона на спине причиняет мучительную боль. Что с того, что кресло – анатомическое? Ни на складочки, ни на мою сбрую с оружием оно не рассчитано. А лицо – как кисель. Я снова вижу, но нерезко – перегрузкой деформированы глазные яблоки. Дикий форсаж. Минута. Две минуты. Три...