Тысяча и один призрак
Шрифт:
— Довольно.
При звуке этого голоса глаза всех устремились наверх, и казалось, что все подчиняются новому повелителю. Только один разбойник приставил ружье к плечу и выстрелил. Один из наших людей испустил стон — пуля пробила ему левую руку. Он повернулся, чтобы броситься на того, кто его ранил, но, прежде чем лошадь сделала четыре шага, блеснул огонь над нашими головами, и голова мятежного разбойника скатилась, снесенная ружейным зарядом. Столько волнений перенести оказалось выше моих сил, и я упала в обморок. Когда я пришла в себя, то уже лежала на траве, голова моя покоилась на коленях мужчины, я видела только его белую руку, всю в кольцах, обнявшую меня за талию, а передо мной стоял, скрестив
— Кстати, — сказал по-французски властным голосом тот, кто поддерживал меня, — вы сейчас же уведете своих людей, а мне предоставите позаботиться об этой молодой женщине.
— Брат мой, брат мой, — заговорил тот, к кому относились эти слова и кто себя едва сдерживал, — брат мой, берегитесь, не выводите меня из терпения: я предоставил вам замок, вы предоставьте мне лес. В замке вы — хозяин, здесь же всецело властвую я. Здесь достаточно одного моего слова, чтобы заставить вас повиноваться.
— Кстати, я старший, я вам говорю, что я всюду властелин, в лесу, как и в замке, и там, и здесь. О, в моих жилах, как и в ваших, течет кровь Бранкованов, королевская кровь, кровь людей, привыкших к власти. Я повелеваю!
— Вы, Грегориска, командуете своими слугами, да, но моими солдатами вы не повелеваете.
— Ваши солдаты — разбойники, Костаки… разбойники, которых я велю повесить на зубцах башен нашего замка, если они не подчинятся мне сию минуту.
— Ну, попробуйте-ка им приказать.
Тогда я почувствовала, что тот, кто меня поддерживал, осторожно высвободился и бережно положил мою голову на камень. Я с беспокойством следила за ним: то был тот самый юноша, который словно упал с неба во время схватки, я видела его мельком, так как лишилась чувств в то время, когда он говорил.
Это был молодой человек лет двадцати четырех, высокий, с голубыми глазами, которые излучали решимость и удивительную твердость. Его длинные белокурые волосы, признак славянской расы, рассыпались по плечам, как волосы архангела Михаила, окаймляя свежие румяные щеки; губы его кривились в презрительной насмешке, приоткрывая двойной ряд жемчужных зубов; взгляд его походил на взгляд орла и блеск молнии. Он был одет в костюм из черного бархата, голову венчала шапочка с орлиным пером, похожая на шапку Рафаэля, ноги в облегающих панталонах были обуты в расшитые сапоги. Талия была стянута пояском с охотничьим ножом, на плече висела двуствольная винтовка, в меткости боя которой мог убедиться один из разбойников.
Он протянул руку в сторону брата в повелительном жесте и произнес несколько слов на молдавском языке. Они произвели, по-видимому, глубокое впечатление на разбойников. Тогда на том же языке заговорил, в свою очередь, предводитель шайки, и я поняла, что речь его сопровождалась угрозами и проклятиями. Но на эту длинную пылкую речь старший брат ответил лишь одним словом. Разбойники поклонились. Он сделал знак, и шайка выстроилась позади нас.
— Ну хорошо, пусть так, Грегориска, — сказал Костаки опять по-французски. — Эта женщина не пойдет в пещеру, но она все же будет принадлежать мне. Я нахожу ее красивой, я ее завоевал, и я ее желаю.
И, произнеся эти слова, он набросился на меня с объятиями.
— Женщина эта будет доставлена в замок и передана на попечение моей матери, я ее здесь не покину, — возразил мой покровитель.
— Подайте мою лошадь! — скомандовал Костаки по-молдавски.
Десять разбойников бросились исполнять приказание и привели своему главарю лошадь, которую он требовал. Грегориска огляделся по сторонам, схватил лошадь за узду и взлетел в седло, не коснувшись стремян. Костаки вскочил на лошадь так же легко, как и его брат, хотя он держал меня на руках, и помчался
Голова моя была запрокинута, и я видела, что красивые глаза Грегориски упорно смотрят на меня. Заметив это, Костаки приподнял мою голову, и я видела уже только его мрачный взгляд, которым он пожирал меня. Я прикрыла веки, но это было напрасно — сквозь веки я чувствовала пронзительный взгляд, проникавший в мою грудь и раздиравший мое сердце. Тогда мною овладела странная галлюцинация: мне казалось, что я Ленора из баллады Бюргера, что меня уносят привидения, лошадь и всадник. Когда я почувствовала, что мы остановились, то с ужасом открыла глаза, так как была уверена, что увижу поломанные кресты и разрытые могилы. То, что я увидела, было не лучше моих фантазий — это был внутренний двор старого молдавского замка, сооруженного веке в четырнадцатом.
XIII
Замок Бранкован
Тогда Костаки опустил меня на землю и почти тотчас соскочил сам, но как стремительно ни было его движение, Грегориска все-таки его опередил. В замке, как и сказал Грегориска, хозяином был он. Слуги выбежали, увидев прибывших молодых людей и привезенную ими чужую женщину, но, хотя их услужливость простиралась и на Костаки, и на Грегориску, заметно было, однако, что наибольший почет и более глубокое уважение они оказывают последнему. Появились две женщины. Грегориска отдал им приказание на молдавском языке и сделал знак рукой, чтобы я следовала за ними. Во взгляде, сопровождавшем поданный мне знак, было столько уважения, что я ни секунды не колебалась. Пять минут спустя я уже была в большой комнате, которая даже невзыскательному человеку показалась бы простой и необжитой, но, которая, очевидно, была лучшей в замке.
Это была большая квадратная комната с диваном, обитым зеленой саржей, на ночь он становился кроватью. Пять или шесть больших дубовых кресел, большой сундук и в одном углу кресло с балдахином, напоминающее большое великолепное сиденье из церкви. Ни на окнах, ни на диване не было занавесей и покрывал. В комнату можно было попасть по лестнице, в нишах которой стояли во весь рост (несколько больше человеческого роста) три статуи Бранкованов. Через некоторое время в эту комнату принесли вещи, среди которых были и мои чемоданы. Женщины предложили мне свои услуги. Я привела в порядок свой туалет и осталась в амазонке, так как этот костюм больше подходил к костюмам моих хозяев. Едва успела я привести себя в порядок, как в дверь тихо постучали.
— Войдите, — сказала я, конечно, по-французски, ибо для нас, полек, французский язык почти родной.
Вошел Грегориска.
— Сударыня, я счастлив, что вы ответили по-французски.
— И я также, сударь, — ответила я, — я счастлива, что говорю на этом языке, так как благодаря этой случайности я смогла оценить ваше великодушное ко мне отношение. На этом языке вы защищали меня от посягательств вашего брата, и на этом языке я выражаю вам свою искреннюю признательность.
— Благодарю вас, сударыня. Это естественно, что я принял участие в женщине, оказавшейся в вашем положении. Я охотился в горах, когда услышал частые выстрелы, раздававшиеся неподалеку. Я понял, что происходит вооруженное нападение, и пошел на огонь, как говорится по-военному. Слава богу, я появился вовремя. Но позвольте мне узнать, сударыня, по какому случаю такая знатная женщина, как вы, очутилась в наших горах?