Тысяча начал и окончаний

Кагава Джули

– Нет, я должна идти, – говорю я и беру у Шанкара пакет.

Но когда я шагаю прочь, мне почему-то хочется остаться.

Воскресное оживление уже спадает к тому времени, когда заканчивается время ланча. Я умираю с голоду, и мне надо провести еще массу исследований для моей научной работы,

но я обещала Ма, что останусь до четырех. Я тихонько подпеваю болливудской песне, звучащей на моем телефоне, – это та самая жалобная песенка, которую я все время включаю после той ночи, неделю назад. Не могу выбросить ее из головы.

Я вскрываю пакет чоны чор гарам [18] и жую пряные, хрустящие кусочки. Они соленые и кислые, от них щиплет язык. Я тщательно вытираю прилавок, чтобы не осталось никаких крошек.

Ма терпеть не может, когда я ем в магазине. Все здесь идеально чистое: сверкающие стеклянные витрины, полные самых элегантных – и дорогих – украшений Маленькой Индии. Все ручной работы, сделанные мастерами нашего филиала в Раджури-Гарден [19] , в Дели. Папа каждый месяц летает туда и обратно, организует доставку, а Ма управляет делами – слишком увлеченно, если хотите знать мое мнение, – здесь, в Джерси, под бдительным присмотром моих дядей, Камаля и Сунила. Это ее братья, они открыли этот магазин почти двадцать лет назад. Сейчас они почти не принимают участия в делах, а считают деньги в задней комнате, пока Ма вертится и обслуживает покупателей в самом магазине. У нее есть этот дар, она незаметно подводит вас к правильному выбору так ловко и быстро, что вы даже не чувствуете, что она что-то вам продает. Все дело в сиянии ее глаз и изгибе губ, когда она вот так улыбается, ямочки на ее щеках и подбородке такие милые, что покупатели поддаются очарованию и достают

бумажники.

18

Чона чор гарам – индийская холодная закуска из орехов со специями.

19

Раджури-Гарден (также Раджори-Гарден) – район Дели, в котором находится множество гипермаркетов и торговых центров.

Я смотрю в зеркало на прилавке, приложив маленькое жемчужное ожерелье к шее, и смотрю на свое собственное лицо, точную копию ее лица, за исключением темно-карих глаз. Мои глаза имеют более стандартный ореховый цвет, и они становятся темно-карими только при определенном освещении, как сейчас. В моих глазах не хватает озорства – его подавили правила, ограничения и мамино убеждение, что я всегда должна поступать правильно. Это заставляет меня делать именно то, что неправильно. Мои мысли возвращаются к нему, к парню из той ночи, и я спрашиваю себя, не была ли я слишком осторожной, слишком осмотрительной. Почему я не позволила сердцу забиться чуть-чуть быстрее, хоть один раз?

– Снова эта песня! – говорит Ма, выходя из задней комнаты. От неожиданности я роняю ожерелье, и оно со звоном падает на стеклянную витрину. Она грозит мне длинным, тонким пальцем. – Сделай погромче.

Мои дяди пригрозили выгнать меня из магазина, если я буду такое слушать, но Ма говорит, что эта песня трогает ее душу всякий раз, когда она ее слышит.

– Та бедная девушка, – говорит Ма, напевая то одно слово, то другое, и ее бедра непроизвольно покачиваются. – Ее выдали замуж за иностранца, и она оплакивает свою давно утраченную любовь. Они всегда считали ее злодейкой, эту Сахибу.

Конец ознакомительного фрагмента.