Тысяча начал и окончаний
Шрифт:
– Подслушивать нехорошо, – холодно ответил он.
– Я не подслушивала, – она закатила глаза. – Ты в гостиной, а ванная – через стенку, и больше в этой квартире деться некуда. Если тебе нужно уединение, может, тебе следует опять уехать? Или я могу уехать. Выбирай.
Менг только снова сел к своему столу и наклонился над планшетом.
– Над чем ты работаешь? – спросила она, больше для того, чтобы усмирить свой гнев, чем надеясь получить ответ. Молчание затянулось. Она смотрела на его руки, а не на лицо, на умные пальцы, которые умели разбирать всевозможную
Его взгляд задержался на ней на мгновение, только чтобы послать ей предостережение:
– Ничем таким, о чем тебе надо знать.
Через несколько месяцев после запрета Йер начала понимать, что отец, каким она его помнила, не вернется. Тот отец, который сажал ее на плечи и рассказывал сказки, и разговаривал руками, потому что его энергия не помещалась в простые слова, – он погиб в ночь запрета, так же безвозвратно, как и мать. Но только после его деловой поездки она осознала это в полной мере.
Андроиды были идеально замаскированы под людей. Никто не знал этого лучше Менга, который помогал их создавать. Это была тревожная мысль, и она не могла не возвращаться к Йер после каждого тайного разговора по коммуникатору, которые вел ее отец, после каждого случайно увиденного девушкой изображения на планшете и каждого странного разговора с Менгом. Разговоры особенно тревожили ее.
Если ее отца заменил андроид, то это означало, что андроиды научились использовать то, ради чего их создали, – умение полностью растворяться среди людей. И правда, такая ли это безумная идея? В конце концов, после запрета андроиды сделали то, что все считали невозможным, даже инженеры, которые их конструировали, – они провели мобилизацию. Они восстали, отвоевывая свою автономию.
Однажды утром, примерно через неделю после возвращения Менга, Йер сидела за столом и ела обычный безвкусный завтрак. Менг пополнял запасы в начале каждого месяца, получив очередной чек выходного пособия. Иногда он приносил манго и личи, и Йер кроме них почти ничего не ела, хотя все еще мечтала о липких, сладких рисовых шариках, которые мать Аланга готовила на пару в банановых листьях.
– Когда закончишь завтрак, нам надо кое-куда съездить, – сказал Менг. Йер запила жесткие кусочки концентрата глотком воды, потом спросила:
– О, значит, ты снова со мной разговариваешь?
Она ждала, что он что-нибудь скажет по этому поводу, но он промолчал. Скрипя зубами, она потянулась к почти пустой полочке с приправами и схватила смесь соли и молотого острого перца, чтобы посыпать свою порцию.
– Почему тебя это огорчает? – спросил он. По его тону было понятно, что ему, в сущности, все равно, поэтому она не поняла, зачем он спрашивает.
Пальцы Йер крепче сжали баночку. Хоть она и понимала, что ей следует придержать
– Ты серьезно? Почему ты решил, что я огорчена?
– Я стараюсь понять, Йер, – сказал он, голос его стал равнодушным. Он закрыл планшет и встал. – Твоя эмоциональная привязанность ко мне заставляет тебя думать, что ты должна огорчиться. Но что создает эту эмоцию? – говоря это, он придвигался ближе, пока между ними не оказалась одна только столешница. Он вглядывался в ее лицо в поисках каких-то ответов, которые надеялся получить. – Мозг – это просто очень сложная цепь электрических импульсов, поэтому кажется разумным, что его можно создать искусственно. Ученые десятки лет стараются понять этот процесс. Что. Создает. Эмоции?
Она затряслась в тишине после этих слов. Молнией пронеслось воспоминание о том, как умирала мать, а из разбитого окна в дом неслись крики солдат и андроидов, и она резко отвернулась, не в силах вынести его упорный взгляд. Крышка слетела с баночки с приправой в ее руке, и содержимое фонтаном полетело через столешницу.
– А-а-ах! – Менг отшатнулся назад. Один глаз он плотно зажмурил, руки его взлетели к лицу, пальцы скрючились от боли. Йер в панике обежала вокруг стола и повела его к раковине.
– Вода, – сказала она, открывая кран.
Он наклонился над струей воды и начал промывать глаз, тихо ворча и шипя от боли. Она прикусила губу, чувство вины разбавило другие спутанные эмоции, и она вернулась к столешнице. Они не могли позволить себе зря израсходовать такое количество приправы, поэтому она собрала рассыпавшуюся смесь соли с перцем в ладони и ссыпала ее обратно в баночку.
– Все еще жжет, – проворчал Менг, опираясь ладонями на края раковины с двух сторон. Йер оглянулась через плечо и посмотрела на его лицо. Глаз был красный и воспаленный, а веко начало опухать. – Я схожу к знахарке. Оставайся тут.
Через несколько секунд он ушел, захлопнув за собой дверь. Знахарка жила через пару домов от них, и наряду со своим обычным занятием – установлением контактов с духами для исцеления больных – она также снабжала соседей простыми средствами из трав для лечения бытовых травм. Куда бы знахарка ни шла, она брала с собой плетеную корзинку, полную сушеных листьев, корешков и порошков из толченой коры.
Через несколько секунд Йер поняла, что осталась одна. Она почти не колебалась, и выбежала из дома. Аланг открыл дверь после того, как она постучала второй раз. Не успел он с ней поздороваться, как она выпалила:
– Я думаю, мой папа – андроид!
Аланг заморгал. Возможно, ей следовало начать как-то иначе.
– Я думаю, ты преувеличиваешь, – произнес он наконец.
Она схватила его за руку и потащила к тыльной стороне их дома. Когда они устроились в тесном пространстве под лестницей, Йер зашептала:
– Говорю тебе, Аланг, он уже давно сам на себя не похож! После запрета. Он почти глаз с меня не сводит, почти не разговаривает, а когда что-то говорит, то это нечто очень странное. Он только что рассуждал об эмоциях и о том, что мозг – это сложная цепь.