Тысяча разбитых осколков
Шрифт:
"Действительно?" — сказал он, и выражение его лица прояснилось. Я кивнул и указал на входную дверь и автобус, который нас ждал. Я видел, что большая часть группы уже была в автобусе. Мои руки тряслись от нервов, когда я думал о том, чтобы снова увидеть Саванну. Как я встретился с человеком, которому только что рассказал о своем брате?
Все разговаривали между собой, когда мы с Трэвисом поднялись на борт, и я занял место в нескольких рядах от того места, где сидели все остальные, не глядя никому в глаза. На этот раз я не пытался их игнорировать; Мне просто нужно было
Я смотрел в окно на озеро. Дождь наконец прекратился. Облака рассеялись, и солнце стояло высоко в небе. Было еще морозно… но уже не так темно и уныло, как вчера.
Возможно, после разговора с Саванной внутри меня тоже не было так темно и уныло. Даже малейший проблеск внутреннего света уже был прогрессом.
Проведя кончиком пальца по нижней губе, я все еще чувствовала мягкость волос Саванны на своем рту, когда целовала ее голову и вдыхала ее вишневый и миндальный аромат. Я все еще чувствовал ее мягкую ладонь на своей мозолистой, потрепанной и грубой от многих лет хоккея. Мне нужно было удержать ее. Я не знал, было ли это для нее или для меня, но в тот момент уязвимости мне пришлось держать ее за руку.
Мне не хотелось покидать этот причал. Наши проблемы казались намного меньшими, когда мы ютились в этой деревянной хижине. Наша грусть высвободилась всего на пару часов, и мы просто… были …
Сиденье рядом со мной опустилось. Я повернул голову, и мой желудок перевернулся. Саванна. Саванна посмотрела на меня из-под своих длинных светлых ресниц голубыми глазами, ожидая разрешения, что все в порядке. То, что она рядом со мной, это нормально.
Ее присутствие сразу успокоило меня. Никаких больше рукопожатий. И как ни странно, она не пожалела, что рассказала ей о Киллиане.
— Привет, Персик, — сказала я напряженным голосом. Я чувствовал себя обнаженным и открытым для ее взгляда. Уязвимый. Я не привык быть уязвимым перед кем-либо. Никогда в жизни не был. Но я побывал у этой хорошенькой девушки из Джорджии, в самом грубом смысле.
Саванна порылась в рюкзаке и достала пакет для сэндвичей, наполненный выпечкой и фруктами. — Ты не пришел завтракать. Она пожала плечами, и тот румянец, который я так любил, вспыхнул на коже ее щек. — Я думал, ты, наверное, голоден. Я удивленно уставился на эту девушку. Этот персик из Джорджии, которому удалось перелезть через мои высокие стены.
«Спасибо», — сказал я и забрал у нее сумку. Правда заключалась в том, что в то утро я был трусом. Я отказался от завтрака, потому что не знал, что скажу Саванне, когда увижу ее. Я не знала, как быть рядом с человеком, который видел все мои скрытые шрамы, такие открытые и обнаженные.
Я должен был знать, что она не сделает это неловко.
Совсем наоборот… она справилась.
Саванна устроилась на своем месте. Автобус начал движение. Я старался не позволять обычному дискомфорту от нахождения в автомобиле нервировать меня. Итак, я уставился на взгляды, которые закрепились в моем мозгу. Я никогда не забуду это место.
— Последний день, — сказала Саванна. Я знал, что она заставляет себя поговорить со мной. Она была еще более
Для меня.
«Да», — сказал я и полез в пакет для сэндвичей, доставая шоколадный круассан. Я вздохнул, откусив кусочек. Я голодал.
«Еще один подъем», — сказал я, желая попытаться что-то сказать, заинтересовать. Чтобы прошлая ночь не казалась такой большой .
Саванна кивнула, а затем легкая улыбка появилась на ее розовых губах. Я остановился в середине перекуса, просто чтобы засвидетельствовать это. Я не знал, как ей это удалось, но эта девушка могла просто прорваться сквозь окружающий меня темный туман, словно она владела мечом, выкованным из чистого света.
Никто в этой поездке особо не улыбался. Некоторые здесь, в Уиндермире, улыбались немного больше. Но, как бы плохо это ни звучало, меня не волновала ничья улыбка. Только ее. Потому что улыбка Саванны осветила небо, когда она это сделала. Ее улыбка была такой же застенчивой, как и она сама, но только этот маленький завиток в уголке ее губы тронул мое сердце, как товарный поезд.
«Думаю, мои ноги благодарны, что это последний». Я почувствовал, что ухмыляюсь в ответ, и Саванна тоже уставилась на меня. Может быть, так же, как я смотрел на нее. Я поискал внутри себя, нет ли дискомфорта. Но вокруг нее… был только покой. Я не мог уложить в голове это.
Саванна прижала голову к спинке сиденья, выглядя довольной; затем пришли Дилан и Трэвис и сели на сиденья перед нами.
Они перегнулись через спинки стульев. «Привет, вы двое», — сказал Дилан, и я заметил, как Саванна с юмором качает головой в сторону мальчика, с которым она, казалось, была близка. — О чем ты говоришь?
Теперь на мне не было видно ухмылки, а когда я посмотрел на Саванну, ее улыбка тоже исчезла. Не нужно быть гением, чтобы понять, что мы оба все еще были недовольны вчерашним разговором, поэтому я сказал: «Как вы оба раздражаете». Я сам удивился, что даже пошутил. Это было странно, исходя из моих губ.
Рот Дилана открылся в притворной обиде. «Кель. Вы говорите! И у тебя есть чувство юмора!» Трэвис рассмеялся. Раньше я был юмористом. До . Я полагал, что впервые за эту поездку я позволил кому-либо, кроме Саванны, увидеть отголосок себя настоящего. Плечи Саванны задрожали от тихого смеха, и когда я кратко взглянул на нее, я увидел облегчение на ее лице. И, возможно, намек на гордость.
Наш тайный разговор на пристани все еще был в безопасности. И оно всегда будет только нашим.
«Итак, мы рады Норвегии?» – спросил Трэвис. Я пожал плечами. Я не был в восторге ни от одной из стран в этой поездке. Но мне понравилось это место. Мне было немного грустно покидать это место. Было что-то в том, что я нахожусь здесь, на Озерах, вдали от остального мира, и это меня успокаивало.
«Я не могу дождаться», сказал Дилан. «Я просто надеюсь, что это не будет больше походов». Трэвис кивнул в знак согласия.