Тысяча шагов в ночи

Чи Трейси

– Как вы нашли меня? – выдохнула Миуко.

Принц-демон склонил голову набок, как будто не понял вопроса.

– Я почуял тебя, хоть и слабовато, как аромат, доносящийся из дальней комнаты. Разве ты не чувствуешь меня?

Миуко покачала головой.

– Ты боишься? – спросил он. Языки пламени мерцали между его зубами. – Говори.

Миуко сглотнула. Она пальцами вцепилась в землю.

– Да.

– Потому что видишь меня? – Он опустил взгляд на свою величественную мантию и на свои красивые руки. – Таким, каков я есть на самом деле?

– Да.

–

А кто я?

Она задумалась. У него было тело Омайзи Рухая, наследника йотокай, которому она была обязана жизнью и верностью. Если бы он приказал ей перерезать горло, она обязана была подчиниться.

Но помимо этого он был на – творением Аны, – которое носило тело доро как украшение.

– Доро ягра, – наконец произнесла она.

– Демонический принц? – повторил он, посмеиваясь. У него оказался удивительно приятный для демона смех, благородный и сердечный. Однако за этим смехом Миуко услышала низкий треск: звук пламени, затвердевающей земли, что разрушается под грозным сиянием солнца. – Мне нравится.

– Я рада… – Миуко заколебалась, неуверенная, следует ли ей называть его «мой господин».

Доро склонил голову, словно прислушивался к чему-то, сокрытому от ушей Миуко.

– Серьезно? Рада?

Она промолчала, поскольку была занята молитвами каждому богу и высшим духам, о каких только могла вспомнить.

– Ты видишь меня, – повторил доро ягра.

Оторвавшись от своих молитв, Миуко кивнула.

– Ты единственная, кто видит меня.

Учитывая реакцию деревенских жителей, которые даже не подозревали, что среди них находился демон, Миуко сделала вывод, что простолюдины не видели ягра в теле принца, но ее крайне удивило то, что знать и высокопоставленные жрецы, с которыми доро, должно быть, общался, также ничего не заметили.

– Я нахожу это очаровательным… Я нахожу тебя очаровательной. Как тебя зовут?

Тут Миуко вспомнила, как ее мать однажды говорила, что назвать свое имя духу все равно что связать себя вечными узами рабства. У девушки промелькнула мысль солгать, но она припомнила и то, что некоторые духи презирают ложь и могут истребить земных обманщиков.

– Миуко, – сказала она.

– Миуко. – Доро ягра облизнул губы, как будто пробуя имя на вкус. Явно довольный, он задал следующий вопрос: – Какое у тебя родовое имя, Миуко?

– Отори, – ответила она. – Отори Миуко.

– А, дочь трактирщика. – Его взгляд путешествовал по ней, от спутанных волос и вниз по изодранной одежде к босым ноющим ногам, а затем устремился к тропинке, которую она проложила по грязи, где среди обмякших и почерневших листьев валялось несколько пожухлых папоротников. – Думаю, ты представляешь собой нечто гораздо большее.

Быстро, так быстро, что она едва ли смогла уследить за ним, он сократил расстояние между ними. Он перемещался как синекожий демон с дороги, но не коснулся Миуко, когда опустился на колени, чтобы осмотреть подошвы ее ног.

– Шаоха. – Его горячее дыхание обожгло ее лодыжку.

Слово заставило вздрогнуть. Женщина-смерть. Демон. Так ее называл Лайдо. И отец.

Приподняв

колено, Миуко с удивлением поняла, что ярко-синее пятно разрослось. Теперь оно покрывало обе ее ступни, от подушечек пальцев до свода стопы, просачиваясь к пяткам.

Где оно остановится? На лодыжках? Икрах? Бедрах? Прекратится ли это когда-нибудь или, в конце концов, охватит все тело, от кончиков пальцев до макушки?

– Я считал тебя легендой, – сказал доро.

Несмотря на охвативший ее ужас, Миуко едва не рассмеялась.

– Меня?

Все еще склонившийся над ее ногами, он повернул голову под самым неестественным углом.

– Тебя. Женщина-смерть – это разновидность злобного демона, подобных которому мир не видывал уже много веков. – Затем он выпрямился и сморщил нос, словно от Миуко исходил дурной запах. – Только ты не совсем она, верно? Ты еще… человек.

Миуко ухватилась за его слова, что наполнили ее надеждой.

– Правда?

Если она все-таки не была демоном, то смогла бы возвратиться домой. Отец принял бы дочь обратно, расцеловывая в обе щеки и заявляя, как похожа она на мать, а Миуко, чувствуя облегчение от своего возвращения, не стала бы возражать.

– Да. – Доро ягра поднялся. – Пока.

– Подожди. – Пошатываясь и ощущая слабость в коленях, Миуко встала на ноги. – Что ты имеешь в виду? Сколько времени пройдет, прежде чем…

Он улыбнулся. Искры вырвались из обугленной дыры на одной из его щек.

– Недолго, если тебе повезет.

– Но я не хочу быть злобным демоном!

– Почему нет?

– Потому что…

– Полагаю, ты убеждена в том, что должна оставаться незаметной, – сказал он мягко, почти мечтательно. – Думаю, тебя учили, что величие не принадлежит тебе, а желать его – порочно. Думаю, ты загнала себя в рамки, которые от тебя ожидают другие; но они не подходят тебе, никогда не подходили, и всю свою юность ты умирала от желания избавиться от них.

Миуко моргнула. У нее возникло ощущение, будто доро запустил свои пальцы в ее душу, вырвал из сердца какой-то глубоко укоренившийся сорняк, так долго прораставший в ней, что она даже забыла о его существовании, и подавляющий каждый вздох.

– Я прав в том, что вижу? – поинтересовался доро.

– Кто ты? – прошептала Миуко.

– Разве ты не узнаешь меня? Это я, Рухай, самый любимый сын клана Омайзи, – пошутил он и отвесил ей поклон. – К вашим услугам.

– Нет, – глуповато ответила она. Демон наверняка переломил бы ее пополам, словно палочку для еды, но это не помешало ей задать вопрос: – Как тебя зовут на самом деле?

Огонь внутри него всполошился и потускнел.

– Это простой вопрос с куда более сложным ответом. – Он попытался улыбнуться, но улыбка сползла с его губ. – Я… я был… Можешь называть меня Туджиязай [15] .

15

Дословно «твоя плохая карма», или, более искусно, «собственное зло вернулось».