Тысяча замков
Шрифт:
Тарус кивнул.
– Ты прав. Зови наших.
Перед гномами стала расти горка самых разных предметов. Пояс Вишены, пара перчаток, полосы скорого шага, коробочки-леталки, браслет-сила, снятый с Яра, странной формы шлем, короткий блестящий кинжал, жезл, что носил Тарус, изогнутая штуковина с трубкой впереди, плюющаяся смертью, кепка-невидимка мертвого теперь Дементия…
– Берите! – сказал Тарус. – Все это мы вынесли из руин. У вас хватит кондотьеров, чтобы ударить всей мощью магии. Аргундор не устоит.
Гномы переглянулись, подобрали трофеи Ушедших в поиск, кое-как навешав все на себя, и так же бегом отправились назад, к перевалу, где кипел бой.
Ледяное Жало и Зимний Вихрь остались у Таруса и у Хокана. Вишена это отметил. Чародей некоторое время глядел гномам в спины, потом глубоко вздохнул.
– Что же внизу тихо, прямо не пойму… не нравится мне это…
Он пошел в сторону, где лежал ослабевший Боромир. Голова ватажка покоилась на коленях сидящей тут же Купавы. Непоседа часто терял сознание, но сейчас был при памяти.
– Чародей! – он закашлялся. – Хорошо, что ты пришел. Мой меч… Недавно изумруд вспыхнул, словно решил сжечь всю округу, и погас. Совсем. Наверное, ты должен знать.
Тарус не успел как следует обдумать услышанное, как с той же вестью прибежал Йэльм. Вишена не мог взять в толк, почему сам не заметил того же, но, верно, это произошло еще до того, как он пришел в себя после стычки с арбалетчиками и волками.
– Все, – объявил Тарус. – Теперь, или никогда. Вишена! Славута! Йэльм! Хокан! Идем впятером. Обнажайте мечи!
– У меня секира, – улыбнулся дрегович, но улыбка вышла безрадостной.
Тарус поворотился к лежащему Непоседе.
– Извини, ватаг, что идем без тебя. Но ждать больше нет резона.
– Хей-я-а-а! – воскликнул Йэльм. – Давно пора, южанин! Чего ты мешкал до сих пор? Бой все рассудит, так было всегда и будет всегда.
Тарус с лязгом выдернул из ножен меч.
– Ошибаешься, дат. Не всегда так будет. И то, что мы добудем в руине по праву меча, может когда-нибудь отменить право меча, заменив его правом разума.
Йэльм поморщился, не понимая, зачем отменять право меча. Но возражать не стал. Потому что не поверил Тарусу, хотя тот умел убеждать.
У входа в Башню мялся с ноги на ногу Анча – остальные песиголовцы, гонимые вековым страхом перед Тенью, отошли от руины шагов на триста. Анче было не по себе – шерсть на мощном загривке стояла дыбом, а уши прижаты, ровно у щенка перед матерым кобелем, но он храбрился.
– Ар-р! Я пойду с вами, люди. Хоть мой род и бежал всю жизнь от Тени… может быть, я буду первым, кто не сбежит.
– Как знаешь, – сказал Тарус. – Держи меч под рукой. Хотя, от Тени он вряд ли защитит.
И направился под арку. Вишена твердо ступал следом, окровавленный плащ плыл,
Наверху остались только Купава с раненым Боромиром да две дюжины собакоголовых вокруг спящего Яра.
Вишена не оборачивался. Вниз вела спиральная лестница с выщербленными ступенями.
– Факелы! – сказал Тарус, узрев у спуска охапку обугленных с одного конца сучьев. – Зажигайте!
«Наверное, их оставил Яр когда спускался сюда. Пригодились ему, не помешают и нам», – подумал Вишена, подхватывая из чьих-то рук пылающую ветку. Крутые ступени убегали вниз.
Пожарскому стало вдруг все равно кто кроется внизу. Хоть печенег, хоть Тень, хоть тысяча чертей. Рядом шагали надежные друзья-побратимы, и те, в чьей верности и храбрости он не раз убеждался здесь, в Иллурии. Когда есть единство – их не остановить.
Изумруд на гарде медленно разгорался.
Лестница привела в темный сырой зал, ничем не нарушаемая тишина рвалась на части звуком шагов. Трещали факелы, изредка фыркая, когда в огонь с потолка падала случайная капля. Зал был пуст, единственный коридор уводил в сторону, кажется на юг.
Второй зал был посуше. В центре его высился большой камень с плоским верхом, похожий на гигантскую черепаху, а на камне стоял, поблескивая сине-фиолетовым, ларец.
– Это он! – сказал Йэльм. – Я уже держал его в руках! Хей-я! Мы пришли к цели!
Люди и песиголовцы, ощетинившись сталью, оглядывались в поисках врага. Но больше в зале никого не было. Изумруды на гардах и руны мечей Таруса и Хокана горели ровным чистым огнем, словно успокаивая: ничего злого рядом нет, есть только что-то чужое.
– Эй, поглядите!
Ларс подцепил мечом какое-то черное полотнище.
– Да это кондотьерский плащ! – узнал Хокан. – Черный!
– Плащ печенега? – спросил Озарич.
Тарус пожал плечами:
– А чей же еще?
– Значит, он мертв?
Тарус пожал плечами.
– Не обязательно. Но в этом мире его больше нет, это точно.
– А Тень?
– Наверное, – предположил Славута, – они извели друг друга. Начисто. Или вместе провалились в какие-нибудь темные места.
Тарус медленно приблизился к ларцу, от которого исходило неясное тепло. Ларец был настолько чужд злым чарам, что отторгал их, хотя не раз они обрушивались в его резную душу. Руны на мече Таруса и фиолетовый камень ларца заискрились, тихонько потрескивая.