Тысячеликий герой
Шрифт:
В вавилонской версии героем является Мардук, Бог — солнце; жертвой — Тиамат, ужасная, драконоподобная, сопровождаемая стаей демонов — женская персонификация изначальной бездны хаос как мать богов, но теперь, несущая в себе угрозу миру. С луком и трезубцем, посохом и сетью, с конвоем боевых ветров, бог поднимается в своей колеснице. Четверка лошадей, готовых растоптать всякого, кто угодит им под ноги, покрыты клочьями пены.
..Но Тиамат, не повернув головы,Не знающимиМардук в этом героическом деянии раздвинул верхние воды, подперев их сводом, и нижние воды, опустив их на дно. Затем в мире между ними он создал человека.
Мифы не перестают давать нам подтверждения того, что конфликт в сотворенном мире есть вовсе не то, чем он кажется. Тиамат, убитая и расчлененная, тем самым отнюдь не уничтожена. В битве с хаосом, если рассмотреть ее под другим углом зрения, можно увидеть, что хаос — чудовище расчленяется с его собственного согласия, и его фрагменты перемещаются в надлежащее место. С точки зрения этих сотворенных форм, все осуществляется как бы могущественной рукой через опасности и страдания. Но если попытаться взглянуть на все изнутри самого порождающего эманации присутствия, то, очевидно, что плоть поддается с готовностью, и рука, которая терзает ее, в конечном счете — не более, чем орудие воли самой жертвы.
В этом заключается основной парадокс мифа: парадокс двойной фокусировки. Если в начале космогонического цикла можно было сказать «Бог не вмешивается», но в то же самое время «Бог есть создатель, заступник и разрушитель», то теперь в этой критической точке, где Единое разбивается на множество, судьба «случается», и в то же время «осуществляется». С точки зрения источника, мир есть величественная гармония форм, вливающихся в бытие, разрывающихся и растворяющихся. Но быстротечный опыт творений представляет собой ужасную какофонию звуков сражения — криков и стонов Мифы не отрицают этой агонии (изображая распятие); но выявляют в ней, по ту сторону ее и вокруг нее, сущностный покой (небесную розу)[50].
Смещение перспективы от покоя центральной Причины к возмущениям периферических эффектов представлено в Грехопадении Адама и Евы в саду Эдема Они вкусили запретный плод, «и открылись глаза у них обоих»[51]. Блаженство Рая закрылось для
6. Народная мифология о Творении[52]
Простота изначальных сюжетов неразвитой народной мифологии резко контрастирует с глубоко суггестивным содержанием мифов космогонического цикла. В этом явно видны первые слабые попытки проникнуть в тайны, скрытые завесой пространства. Нарушив целомудрие стены безвременья, смутной тенью возникает образ творца, чтобы придать миру форму. Его день сноподобен в своей длительности, текучести и обтекаемости. Земля была еще лишена твердости; многое надлежало сделать, чтобы она стала пригодной для обитания будущего народа.
Старейшина бродил повсюду, рассказывают индейцы племени чернокогих (Монтана), он сделал людей и упорядочил вещи. «Он пришел с юга, направляясь на север, делая животных и птиц по мере того, как он продвигался вперед. Он сделал горы, прерии, леса и первые кустарники. Так он шел вперед, двигаясь на север, создавая вещи на своем пути, размещая реки здесь и там, а также водопады на них, накладывая здесь и там красную краску на землю — делая этот мир таким, каким мы его видим сегодня. Он сделал Млечный Путь (Тетон) и прошел его весь, и утомившись, взошел на холм и прилег отдохнуть. Когда он лежал на спине, вытянувшись на земле, с распростертыми руками, он оградил себя камнями, отметив очертания своего тела, головы, ног, рук, и всего остального. Вы можете увидеть здесь эти скалы и сегодня. Отдохнув, он пошел на север и споткнулся о холм, и упал на колени. Тогда он сказал: ‘Ты — плохая вещь, ибо спотыкаются о тебя’, поэтому он приподнял два больших камня и назвал их Колени, и они называются так и по сей день. Он пошел дальше на север, из камней, которые он нес с собой, он построил Душистые Травяные Холмы.
Однажды Старейшина определил, что необходимо сделать женщину и ребенка, поэтому он слепил их — женщину и ее сына — из глины. После того, как он придал глине человеческую форму, он сказал глине: ‘Из тебя должны выйти люди’, и затем он накрыл ее и, оставив так, ушел прочь. На следующее утро он пришел к тому месту и снял покрывало, и увидел, что глиняные формы начали меняться. К следующему утру появились новые изменения, а к третьему — еще больше. На четвертое утро он пришел к тому месту, снял покрывало, посмотрел на фигуры и приказал им встать и идти, и они сделали так. Они пошли к реке со своим Создателем, и тогда он сказал им, что его имя Напи, Старейшина.
Когда они остановились у реки, женщина сказала: ‘Будем ли мы жить всегда, не ведая конца?’ Он сказал: ‘Я никогда не думал об этом. Мы должны решить это. Я возьму эту буйволиную лепешку и брошу ее в реку. Если она поплывет, то, умирая, люди через четыре дня будут снова оживать; они будут оставаться мертвыми только четыре дня. Но если она утонет, то им будет положен конец’. Он бросил лепешку в реку и она поплыла. Женщина нагнулась, подняла камень и сказала: ‘Нет, я брошу этот камень в реку, если он поплывет, то люди будут жить вечно, если он утонет, то люди будут умирать, таким образом они смогут испытывать жалость друг к другу ‘. Женщина бросила камень в воду, и он утонул. ‘Ну, вот,’ — сказал Старейшина, — ‘вы сделали выбор. Всем людям будет назначен конец’.
Рис 15 Хнум, который лепит сына фараона на гончарном груге, и Тот, отмеривший его земной век
Упорядочение мира, создание человека и решение о смерти или бессмертии человека — типичные темы примитивных сказок о творце. Вряд ли мы можем теперь узнать, насколько серьезно и в каком смысле воспринимали когда — то эти предания Мифологический способ изложения таков, что в нем преобладают не столько прямые, сколько косвенные референции, это как если бы Старейшина сделал так — то и так — то. Многие предания, представленные здесь под рубрикой предания о генезисе, можно рассматривать скорее как народные волшебные сказки, чем как Книги Бытия… Такое мифотворчество как игра распространено во всех цивилизациях, как в высокоразвитых, так и на низших стадиях. Простой человек может рассматривать порожденные им образы с чрезмерной серьезностью, но в основном о них нельзя сказать, что они действительно представляют собой — учение или локальный «миф». Например, у маори, у которых мы обнаружили некоторые из наших утонченнейших космогонических образов, есть предание о яйце, выпавшем из птицы в изначальное море; оно разбилось и из него вышли мужчина, женщина, мальчик, девочка, свинья, собака и каноэ. Все сели в каноэ и поплыли в Новую Зеландию[54]. Это явный бурлеск на тему космического яйца. С другой стороны, камчадалы рассказывают, похоже, со всей серьезностью, что Бог изначально жил на небе, но затем спустился на землю Когда он ходил повсюду на своих снегоступах, то новая земля пружинила под ним подобно тонкому и податливому льду. С тех пор земля покрылась рытвинами и складками[55] Или опять же, согласно киргизам из Центральной Азии, когда два первобытных жителя, пасущих большого быка, остались надолго без воды и уже умирали от жажды, животное достало воду для них, распоров землю своими большими рогами. Вот как возникли озера в стране киргизов[56].