Тюдоры. «Золотой век»

Тененбаум Борис

Но будущее, как известно, знает только Бог.

III

Посольство к папскому двору, возглавляемое Томасом Болейном, свежеиспеченным графом Уилтширом, прибыло в Болонью с богатым набором подарков и заманчивых предложений Папе Римскому – конечно, только в том случае, если папа Климент «… увидит свет истины…», истины в понимании короля Генриха. Первым неприятным открытием для послов оказалось то, что папа Климент находился в самых лучших отношениях с императором Карлом Пятым, который, как оказалось, тоже пребывал в Болонье и даже делил с Его Святейшеством один и тот же дворец.

Более того – император пожелал присутствовать

при встрече понтифика и английских послов, и отказать ему не посмели. Это было нехорошим знаком и сразу отразилось на ходе переговоров. В силу каких-то не вполне понятных причин император Карл V испытывал к королю Генриху VIII сильнейшую антипатию. Дело было не в том, что он испытывал к своей тетушке, Катерине Арагонской, такие уж нежные чувства. Он и мать-то свою, Хуану Безумную, знал очень мало, и вовсе о ней не заботился, и совершенно не препятствовал разводу другой своей тетки, жены короля Дании, которую ее муж отверг примерно на тот же манер, что и король Генрих.

Но с королем Дании Карл V общался крайне редко, а вот с королем Англии Генрихом VIII – довольно часто. Как-никак Карлу V сватали в свое время в жены его дочь, Марию Тюдор.

И император, поговорив со своим будущим возможным тестем несколько раз лицом к лицу и обмениваясь с ним письмами на регулярной основе, нашел его невыносимо наглым и заносчивым субьектом, надутым глупцом, одержимым манией величия и превосходства.

А поскольку для политических раскладов он был ему не нужен, Карл Пятый дал волю своим личным чувствам и делал все от него зависящее для того, чтобы отравить королю Генриху жизнь.

Как только глава английского посольства Томас Болейн начал свою речь, император оборвал его на первых же словах.

« Помолчите, мессир, – сказал он ему, – « здесь суд, а вы – заинтересованная сторона».

В общем-то, слова о заинтересованной стороне были очень невежливы и даже, пожалуй, намеренно грубы – но они были вполне справедливы. Не очень-то умно было со стороны короля Генриха ставить во главе посольства Томаса Болейна, отца той самой дамы, ради которой и было затеяно дело о разводе. Но король искал не самого лучшего, а самого ревностного – а уж в усердии Томаса Болейна в данном деле он был более чем уверен. Ну, Томас Болейн за словом в карман не полез. Он сказал, что прибыл в Италию не как отец, надеющийся найти для своей дочери милость и покровительство, а как представитель короля Англии. И его государь, король Генрих, надеется на поддержку императора в своем справедливом деле, но, если и не получит его, будет продолжать стремиться к добру и благу независимо от наличия или отсутствия этой поддержки. Король готов выплатить 300 тысяч крон [11] – то есть всю сумму приданого королевы Катерины, уплаченного Испанией по ее замужеству, – и обеспечить Катерине Арагонской в качестве вдовы ее покойного мужа, принца Уэльского, Артура Тюдора, все те блага и весь тот почет, который ей следует.

11

Одна крона равнялась примерно половине фунта стерлингов и в теперешних ценах стоила бы ок. 400 долларов. Таким образом, король Генрих предлагал императору кругленькую сумму в 120 миллионов долларов наличными.

Предложение, собственно, было вполне разумным. Катерина Арагонская получала как бы почетную пенсию, император – очень нужные ему наличные деньги, а король Генрих получал наконец свой развод, столь ему вожделенный.

Карл V предложение отверг. Он сказал, что он «… не купец, и честью семьи не торгует…». Это были не только высокомерные слова, но и хорошо рассчитанное оскорбление.

Болейны как-никак возвысились в дворянство именно из купцов. A уж замечание насчет «… торговли семейной честью…», брошенное в лицо отцу королевской фаворитки, сестра которой еще до ее фавора была королевской наложницей, означало бы вызов на дуэль – если бы стороны были хоть сколько-нибудь сравнимы в статусе.

Но статус сторон был глубоко неравен.

Со свежеиспеченным графом Уилтширским говорил коронованный государь, да еще и самый могучий во всем тогдашнем христианском мире. Он говорил с ним, как с грязью, – но отплатить ему за оскорбление было невозможно.

В общем, на аудиенцию с папой Климентом посол короля Генриха и его возможный будущий тесть, Томас Болейн, отправлялся в очень дурном настроении.

IV

Ну, что сказать? Аудиенция прошла в гораздо более вежливых тонах, но была столь же бесплодна. Папа Римский Климент Седьмой был не только Папой Римским, но еще и главой рода Медичи. И в этом качестве его единственная надежда на восстановление правления рода Медичи во Флоренции заключалась в помощи и в благожелательном отношении к нему императора Карла. Джулио Медичи – так называли папу Климента до того, как он надел тиару понтифика, – хотел образовать из Республики Флоренция наследное герцогство для своих наследников, но не мог сделать этого сам и нуждался в покровительстве, которое король Генрих предоставить ему не мог.

Даже предложение короля Генриха VIII насчет участия Англии в крестовом походе против турок – и то его не заинтересовало. Какие турки? Ему в 1530 году было положительно не до них. Союзник папства, король Франциск Первый, потерпел под Павией поражение от войск императора и даже сам попал в плен. Он выкупился из него, уплатив огромный выкуп и оставив своих сыновей в качестве заложников, – и немедленно после возвращения во Францию возобновил войну в союзе с этими самыми турками, поход против которых сулил папе король Генрих VIII.

Великое Дело Короля не двигалось с места. Затеянная по совету Томаса Кранмера пропагандистская кампания в университетах по извечному закону непредвиденных последствий принесла довольно удивительные результаты. Да, в пользу короля Генриха высказалось несколько теологов во Франции, что было сделано за деньги и под большим политическим давлением со стороны короля Франциска, который хотел помочь Генриху.

Ну, хотя бы для того, чтобы насолить своему заклятому врагу, императору Карлу V…

Но в пользу короля Генриха высказался и еще один влиятельный ученый – доктор богословия Виттенбергского университета Мартин Лютер.

Мало того, что он был отлучен от Церкви, мало того, что его учение раскололо всю Германию, мало того, что он демонстративно не признавал авторитета не только Папы Римского, но и церковных Соборов, на которых епископы всего христианского мира вырабатывали общие для всех доктрины веры, – так в придачу ко всему этому он сделал еще и совершенно скандальное заключение.

Лютер сообщил всем, кто хотел его послушать, что король Генрих в деле с разводом, конечно же, не прав, но он может решить свою проблему тем, что последует примеру патриархов Ветхого Завета и попросту возьмет себе вторую жену.

Нет, это было совсем не то, что требовалось. Английская делагация отправилась домой – но на прощанье Томас Болейн бросил одну фразу, полное значение которой он скорее всего не понимал. Он помянул какой-то древний закон – какой, он не сказал, – согласно которому «… англичанин не мог быть подчинен никому, кроме короля Англии…». Это была идея, богатая своими последствиями. И принадлежала она, конечно, не Томасу Болейну, а человеку с головой получше, чем у него. В окружении короля Генриха VIII появился новый человек.