Тюльпан
Шрифт:
— Что она делала в морской пехоте? — вскричал Биддль.
— А что, по-вашему, делает молоденькая женщина в морской пехоте? — сказал Тюльпан с необычайным достоинством. И посыпал голову пеплом.
— Каково точное значение вашего жеста? — спросил Гринберг.
— Мои действия не есть жесты. Я — не интеллигент.
— А кто же?
— Точно не знаю. А вы?
— Единственное, что я знаю точно, — сказал Гринберг, — это мой номер телефона. Но бывает, и он вылетает у меня из головы. Что вы думаете о будущем цивилизации?
— У цивилизации нет будущего. И настоящего тоже больше нет. Все, что осталось, — это прошлое. Цивилизация есть нечто,
— Ничего не понял, — сказал Биддль.
— Тут нечего понимать, — сказал Махатма. — Нужно лишь течь.
— Цивилизация… — повторил Биддль, который с большим трудом воспринимал идеи, как все те, у кого идеи редки, — цивилизация — это мы.
— Это след, — сказал Тюльпан, — непрочная капля росы, трепещущая под лучами рассвета… Я — след. Я — капля росы.
— А только что, — сказал Биддль, — вот только что он был холстом Творца, потом голубем и оливковой веткой. Потом — следом чего-то. А теперь он уже роса, он уже трепещет под лучами…
— Какова ваша цель? — спросил Флапс.
— Она проста, — ответил Тюльпан, взяв щепотку пепла. — Я хочу привлечь внимание чернокожих Гарлема к моей европейской родине. Я хотел бы, чтобы каждый черный брат, достойный этого имени, присоединился к моей смиренной жертве, к моему смиренному протесту. Нам в основном не хватает пищи, теплой одежды и мелочи на карманные расходы. Все дары будут приняты с признательностью. Прилагайте почтовый конверт для ответа. Моя цель — свобода для Европы, независимость для моейевропейской родины без всяких условий…
Он посыпал свою голову пеплом.
— Сначала объединитесь, — сказал Биддль, — удивите всех, и независимость тут же придет. Почему бы вам для начала не разделить Европу на два больших дружественных Штата: Пакистан на востоке, а на западе — грозный такой анти-Пакистан?
— Мы просим независимости немедленно и без всяких условий, — веско изрек Тюльпан.
— В Гарлеме нет такого черного, — сказал Костелло, — который признал бы вас способными к самоуправлению. Вас, которые еще поклоняются Священной корове в ее наиболее гнусной форме — Суверенного государства. Вас, которые лижут ее божественный навоз под видом всех золотых эталонов и всех ценностей предков. Вас, которые низвели своего знаменитого Господа Милосердного и Справедливого до факира, прилипшего к доске с гвоздями, до шпагоглотателя, до ярмарочного шарлатана. Вы думаете, в Гарлеме найдется негр, готовый протянуть вам руку?
— Не изводите себя, патрон, — быстро проговорил дядя Нат.
— Это не я, это он меня изводит. И он прав — дайте ему палку, пусть бьет сильнее.
— Палок на всех не хватит, — сказал Костелло.
— Цивилизация, — настаивал Биддль, — цивилизация — это очень просто: достаточно иметь сердце. У вас есть сердце?
— Огрызок.
— Никакой у него не огрызок, — заметил дядя Нат, — не огрызок, а соловей.
— Не обращайте на него внимания, — сказал Тюльпан. — Ему всюду мерещатся соловьи.
— Вы умеете плакать? — спросил Биддль.
— Все мои слезы мертвы.
— То есть как — мертвы? Отчего?
— Слезы — дети достатка. У них слишком слабое здоровье. Им нужна крыша над головой, наваристый бульончик на обед, и тапочки, и грелка в кровать. Тогда они бывают прекрасны и пухлы, и довольно пустяка — зубной боли, любовной тоски, — чтобы заставить их покинуть гнездышко. Но дайте им две войны между отцом и сыном, разрушьте их дом,
— А ваши слезы — отчего они умерли?
— Одну убили в Испании, в Сопротивлении. Другую — в Греции: старую слезу-идеалистку. Несколько миллионов умерли в Польше: это все слезы евреев. Одну линчевали в Детройте, потому что у нее была негритянская кровь. Другие погибли под Сталинградом и в RAF [12] , некоторых расстреляли с заложниками в Мон-Валерьен… [13] и вот теперь я совсем один, без единой слезинки, точно я не человек, а кусок сухого дерева.
12
RAF — Royal Air Force — Королевские военно-воздушные силы Великобритании.
13
Мон-Валерьен — форт, у стен которого расстреливали участников французского Сопротивления.
— Ну вот, он опять начал, — забеспокоился Биддль. — Сначала был холстом Творца, потом голубем, веткой, следом, каплей росы. Потом стал огрызком, помнится, и соловьем. Теперь он кусок дерева. Чем он будет в следующий раз?
— В следующий раз, — сказал дядя Нат, — он станет камнем — камнем, который бросают в пропасть, чтобы узнать, глубока ли она.
VI
Молитва за Победителей
— «Белый Махатма Гарлема», — прочел дядя Нат, триумфально потрясая «Гласом народа». — Клянусь силой, которая сделала меня негром, вы, патрон, теперь знамениты.
— На какой странице? — осведомился Тюльпан, слегка краснея.
— На шестой. Первые пять полностью посвящены реконструкции трущоб.
— Читайте.
— «Белый Махатма Гарлема, — с удовольствием начал дядя Нат. — Вот уже восемь дней молодой интеллигент, беженец из Европы г-н Тюльпан упрямо отказывается от любой пищи. Как заявил он одному из наших корреспондентов, „нынешнее состояние человечества вызывает ужас и отвращение у каждого, кто достоин звания человека. Мы только что одержали победу в войне, угрожавшей цивилизации, а над руинами наших городов уже витает тень нового крестового похода в защиту цивилизации. Однако цивилизация, которая за две тысячи лет своего существования не научилась истреблять насилие в зародыше, не заслуживает ничего, кроме насильственной смерти. Пришли трагические времена. Необходимы немедленные действия. Малейшее промедление будет гибельно. И потому я объявляю голодовку в знак протеста против цивилизации и требую ее немедленного уничтожения и замены чем-то другим. Да, но чем? Все предложения будут приняты, не медлите — пишите мне. Долой Соединенные Штаты Америки! Да здравствуют Соединенные Штаты Мира! Гарри Трумэна в президенты!“».
— Как?
— «Гарри Трумэна в президенты». Так и написано. Не изводите себя.
— Не буду.
Тюльпан задумчиво посыпал голову пеплом. После обеда восторженная статья, появившаяся в «Бунд», приветствовала, как в ней говорилось, «этот первый знак нового времени». «Мы — свидетели возрождения индивидуума, — с энтузиазмом провозгласил этот печатный орган. — Не будем же равнодушны к величию. Пример благородного юноши, высоко и решительно поднявшего знамя борьбы за истинно демократическое общество, за мир, лучший и справедливый…»