Тюремный романс
Шрифт:
Во-вторых, в ту же ночь с пятого на шестое июня неизвестный (неизвестные) на железнодорожных путях расстрелял (расстреляли) из автомата господина Ефикова. У этого парня тоже есть «прицеп» и прошлое. Владелец казино «Третья пирамида», «Клеопатра» и прочих богомерзких заведений…
– Фу! – рявкнул Струге, услышав, как хозяйка кошки, выведшая на прогулку свою любимицу, истошно подает сигналы о помощи.
Что дальше?
Дальше арестовывают Пермякова.
А что случилось потом?
Находят умерщвленное тело дважды судимого Рожина.
Четыре события из жизни людей, чьи пути ранее никогда не
А теперь – все сначала, только с подключением мозгов…
Рольф увидел во дворе старого друга – пятилетнего Ваньку из соседнего дома. Сейчас задержал мальца у песочницы; конечно, уронил на попу; и, конечно, принялся вылизывать маленькое лицо сквозь прутья намордника. Ванькина мама не была против этой дружбы, но наложение этой слюнявой косметической маски ей никогда не нравилось.
– Рольф!..
Смиренно поджав хвост и уши, довольный пес вернулся к поискам в кустах с чувством исполненного долга.
Чем «связываются» Кусков и Ефиков? Автоматом, из которого, согласно данным экспертизы, убили Эфиопа, и показаниями двоих ментов. Почему-то Струге чувствовал, что это не сотрудники милиции, а – менты. В противном случае в эту историю не вмешался бы Пермяков, который, вместо того чтобы сформировать обвинительное заключение и предъявить его, счел несостоятельными и присутствие в багажнике Штуки автомата, и показания людей в погонах. Вот этим и присоединился к первым двум событиям Саша Пермяков, бывший следователь транспортной прокуратуры.
А теперь к этому блоку присоединяется Рожин. Вячеслав Петрович Рожин, который явился к Пермякову сначала в качестве друга Кускова, а потом почему-то в качестве друга сотрудников УБОП.
Никакой он не друг Кускова – Пащенко проверил. Между Кусковым и Рожиным связь отсутствует. Связь у Рожина присутствует лишь с операми из антимафиозного ведомства. Впрочем, доказать как первое, так и последнее возможности уже нет. Милиционеры из водной милиции подняли тело Рожина с привязанной к ноге кроватью со дна Терновки.
Вот так иногда переплетаются судьбы людей, не встречавшихся никогда ранее. И может ли теперь Струге сомневаться в том, что это не автономные вспышки вулканов Курильской гряды, а цепь событий, скованных между собой крепкими звеньями? Глупо сомневаться. Это как не верить сейчас в то, что Рольф, подняв лапу, орошает основание куста черемухи.
– Пащенко… – бросил Антон, едва успев вернуться домой и снять трубку. С давних пор эти люди не здоровались друг с другом при телефонных разговорах, потому что очень трудно было понять, когда их день начинается, а когда заканчивается. Отсутствие привычки прощаться вечером и здороваться утром – первый признак крепкой мужской дружбы. – Пащенко, нужно срочно поговорить с Сашкой. Мы это сделать не сможем, поэтому необходимо продумать варианты.
– Не нужно ничего продумывать, – отрезал Вадим. – Завтра утром на тюрьму по своему делу едет Быков.
Стабильная практика. Антон сам когда-то был «важняком». Едешь к одному, а потом, пользуясь хорошим к тебе отношением оперов СИЗО, вызываешь того, на право разговора с которым у тебя нет допуска. Бывает…
– Быков вчера стоматологические клиники шерстил, – продолжил Пащенко.
– Искал мастера, который ему на дому коренной зуб вместо резца ставил?
– Нет. На берегу, где утопили тело Рожина,
– В Тернове золотые зубы вставляют с момента основания города. Он что, всех прорабатывать будет?
– Нет, – возразил Вадим. – Только тех, кто вставлял зубы не более шести месяцев назад.
– Ты Сашке «переброс» делал? – помолчав, спросил Антон.
– Два часа назад отвез. Блок «Кэмел», как обычно, блок его «Винстона», консервов разных, колбаски, минералки… Слушай, Струге, я верю опыту Сашки. Если так, то как в машину Штуки попал автомат?
Антон усмехнулся и напомнил заместителю прокурора истину, которую вбивают в голову молодых следователей закрепленные за ними старшие товарищи: если что-то случилось, то ищи того, кому это нужно.
– Так кому это нужно, Пащенко?
– Есть тема, но она безумна. Эфиоп и Локомотив находятся… Точнее, находились в состоянии постоянной вражды. Ефиков – выскочка, приезжий из центральной части России. Яша Локомотив – коренняк терновский. Как поделить двоим антиподам игорный бизнес? После появления Эфиопа доходы Яши стали напоминать мелочь в кепке нищего, сидящего на ступенях крыльца национального банка. Смерть Эфиопа на данный момент нужна была только Локомотиву.
– Так в чем же безумие темы? – переспросил Антон Павлович, не забывая, как Пащенко окрестил свою версию.
– В том, что Штука – один из близких друзей Яши. Я порасспрашивал всуе у Земцова – он меня немного проконсультировал. Штука и Локомотив – кореша до гроба. Правда, как и со всеми яркими людьми, с ними случаются небольшие заскоки. Например, им категорически не рекомендуется употреблять спиртные напитки в одной компании. В принципе им вообще не рекомендуется употреблять, так как после этого с их крыш мгновенно срывает шифер и они начинают совершать поступки, на которые не решились бы в трезвом виде даже под пытками. Если вспомнить последнюю совместную пьянку Кускова и Локомотива, то она закончилась армрестлингом, разгромом ресторана и мордобоем. Они, как обычно, поссорились, после чего Яша со всей братвой убыл на остров праздновать очередной день рождения, а Виталька Кусков остался в городе. Кстати, это было как раз перед той самой ночью, когда Штука таранил «Центральный», а менты нашли у него автомат. У Локомотива и его людей по убийству Ефикова алиби даже не бетонное, а железобетонное. Вот такая грустная история. Однако Земцов уверяет, что подобная ссора не могла подвигнуть Локомотива на подставу Кускова. Таких стычек у них было многое множество.
– Может, терпение у человека закончилось? – предположил Струге.
– Ну, это же не решение проблемы, Антон?
– Кто менты?
– В смысле? – не понял Вадим.
– Я спрашиваю – кто те менты, которые задержали Кускова и обнаружили в багажнике его «Мерседеса» автомат?
– Зелинский и Гонов. Два сержанта из Центрального ОВО; первый в органах девять лет, второй – шесть.
Александр Зелинский выехал на смену, тая в душе злость и горечь от насмешек коллег. Фонарь под глазом и разодранные запястья рук, спрятать которые, в отличие от кровоподтеков на теле, было невозможно, стали предметом обязательного обсуждения перед выездом.