Тюремщик

Гарина Дия

– Не трясись, Эр, – Дэмьен поудобнее устроился на кровати. – Просто дай мне грассы, и я усну, как младенец. Я ведь тебе уже говорил…

– А я тебе уже говорил, что грасса не выход! – вскипел Эрнандо.

– Ну, на одну ночь, – хитро улыбнулся Дэм. – Чтобы голова и другие части при тебе остались.

– Да я скорее руку себе отрежу! Я – твой врач, а не твой наркодилер.

Сколько Дэмьен ни уламывал Эрнандо, тот стоял насмерть. И никакие доказательства относительной безвредности наркотика для организма Дэма в расчет не принимались. Вечером, высыпав перед пациентом пригоршню

новых порошков, доктор Родригес проследил, чтобы все они употребились по назначению, пожелал Главному Тюремщику спокойного сна и удалился.

А для Дэма началась его долгая, мучительная ночь. Как он и предполагал, лекарства не подействовали. Тихий, но изматывающий до отключки вой не прекращался. Если бы Дэмьен мог, то просто зашел бы в Комнату и без всякой жалости придушил заключенного. Но он знал, что стоит двери лишь чуть-чуть приоткрыться, как это волосатое чудовище проникнет в сознание Тюремщика и уничтожит его.

Промучившись еще с час, Дэмьен сдался. Он тоже предпочел бы иной выход, но… Грасса поможет ему, по крайней мере на какое-то время. И дело не только в важности завтрашнего дня – просто даже его выносливости наступил предел. Или он сегодня будет спать, или завтра действительно свихнется.

Стараясь не шуметь, Дэм выскользнул из спальни и сумрачными коридорами направился к своему будущему спасителю. Комната Марка располагалась в соседнем крыле, и уже совсем скоро пошатывающийся от усталости Дэмьен стучался в нужную дверь.

Марк открыл сразу. Сосредоточенное лицо и застегнутый на все пуговицы халат подсказывали, что он еще не ложился, как, впрочем, и ожидалось. А вот присутствие в комнате младшего кузена Оливера стало для позднего гостя не слишком приятным сюрпризом.

– Проходи, – Марк приглашающе развел руками и отступил, пропуская Дэма внутрь. – Оливеру все равно пора в постель.

На этих словах Марк выразительно посмотрел на брата, сидящего в полосатой пижаме перед небольшим монитором, на экране которого один робот методично вбивал другого в полуразрушенную стену. Нехотя отложив в сторону игровую приставку, подросток поднялся и, демонстративно проигнорировав Дэмьена, с гордо вздернутым подбородком покинул комнату.

Марк выглянул в коридор и, убедившись, что брат вернулся к себе, запер дверь на засов.

– Садись, Дэмьен, – он хлопнул рукой по спинке кресла, а сам без церемоний завалился на кровать. – Нечасто ты удостаиваешь меня своим вниманием. С чем пожаловал?

– Не «с чем», а «за чем», – Дэм со вздохом опустился в кресло. – Я и вправду веду себя, как сект. Сначала избегаю, а потом вваливаюсь посреди ночи, потому что мне от тебя что-то нужно.

– Грасса, – блеснул проницательностью Марк.

Дэмьен кивнул и вспомнил, как в детстве завидовал кузену, которому учеба давалась с поразительной легкостью. Как дразнил «ботаном» – странным словом, почерпнутым из бесконечных просмотров семейной видеотеки. И как потом испугался, увидев, что Марк выворачивается наизнанку от передоза на грязном полу мужского туалета в безымянном баре Пасмурной зоны.

В тот вечер Дэмьен отдал свои фамильные часы, чтобы драйвер загнал лошадей, но как можно быстрее доставил их в

больницу ближайшего Сектора. Семейный доктор сказал потом, что этим он спас Марку жизнь. Знал ли кузен об этом? Помнил ли? Наверное, помнил. Потому что без лишних слов отодвинул напольные часы и, поковырявшись с обратной стороны, вытащил маленький пакетик с несколькими зеленоватыми шариками.

– Возьми, – он протянул пакетик, предварительно выкатив себе на узкую ладонь один шарик. – Если хочешь, можем вместе. Пообщаемся хоть так, если по-другому не получается. Угощайся, брат.

Немного поколебавшись, Дэмьен решил, что общение с Марком ему не повредит и выспаться он еще успеет. Если, конечно, грасса выполнит возложенную задачу. Вынув шарик из пакетика, он немного покрутил его перед глазами и отправил в рот одновременно с Марком. Обработанная грасса действовала куда медленней натуральной пыльцы, и значит, немного времени на светскую беседу у них еще осталось.

– Почему у тебя Оливер по ночам играет? У него что, монитор сломался? – спросил Дэм, со вздохом откидываясь на спинку кресла и прислушиваясь ощущениям. Пальцы начинало слабо пощипывать, но в главном ничего не изменилось – вой в голове словно застрял на одной отвратительной ноте.

– Не сломался, – Марк уже начинал немного растягивать слова. – Отец отобрал. С сегодняшнего дня Оливер наказан.

– За что? – с легким интересом переспросил Дэм.

– За тебя, – в ответ на удивленно приподнятые брови Дэма Марк виновато пояснил: – Когда ты сегодня за завтраком упал в обморок, Оливер… засмеялся.

– Понятно…

– Он еще ребенок, Дэм. Он не понимает…

Дэмьен протестующе вскинул руку.

– Он все прекрасно понимает, Марк. Особенно то, что явился какой-то наглый тип и отнял то, что принадлежит ему по праву. Можешь не сомневаться, я его не виню. Кстати, а почему ты ему разрешил играть у себя? Не согласен с отцовским наказанием? Ты вроде бы всегда соглашался с его решениями… за одним исключением.

– Прости, Дэм, – Марк тяжело вздохнул, – я, конечно, согласен с тем, что брат свое наказание заслужил, однако… Отец упрямо не замечает, но Оливер уже начал ощущать свою Пустоту. А ты знаешь, что это значит. Он сейчас должен выбрать, чем будет ее заполнять. И есть шанс, что все обойдется именно такими играми. Хороший шанс. По крайней мере, на несколько ближайших лет. А это совсем немало. Что будет с ним дальше…

– А дальше он получит заключенного, и все будет в порядке, – улыбнулся Дэм и ловко закинул в рот второй шарик грассы.

Он уже понял, что одной дозой ему не обойтись.

– Ты собираешься передать его Оливеру? – вскинулся Марк. – Но ведь ты еще молод. У тебя будут свои сыновья…

– Даже если и будут, заключенного им не видать. Я – побочная ветвь и должен передать заключенного законному наследнику. А раз должен, значит, сделаю. Даю слово.

– Слово… Можно подумать, мы хозяева своему слову. Можно подумать, что все зависит от нас, – Марк снова откинулся на подушки. – Слово, братец, это такая эфемерная вещь. Такая изменчивая, текучая. Как кресло, на котором ты сидишь. Кстати, а как ты на нем сидишь, если оно течет?