Тютюнин против ЦРУ
Шрифт:
С этими словами худощавый вскочил на ноги и, задрав грязную майку, продемонстрировал выпирающие ребра.
– Здорово. Мне нравится, – сказал Сергей, желая приободрить дракона.
– Да ты что! – вскинулся дракон. – Ты не понял, что со мной произошло?!
– Думаю, вы долго болели, – простодушно ответил Тютюнин.
– Что? – Дракон посмотрел на Сергея сумасшедшими глазами и, опустив майку, сел на прежнее место. – Это ты правильно сказал, парень. Я долго болел.
– Зато у вас есть дом, семья. Детки послушные.
– Это только видимость, потому что семья для меня как камень на
– Ваша жена показалась мне интересной женщиной. Ей, наверно, и тридцати не стукнуло?
– Двадцать восемь… – буркнул дракон и после недолгого раздумья добавил:
– Когда я ее украл, ей было всего восемнадцать. Красавица была писаная. Поначалу думал, сожру ее к зимним праздникам. У нас же, у драконов, употреблять девушек в пищу положено по диетическому порядку, но она меня провела.
– Как же? – заинтересовался Сергей.
– Не догадываешься? – грустно усмехнулся дракон.
– Нет.
– Сексом, дружок, сексом. Мне еще мама в детстве говорила: как поймал красавицу принцессу, так жри на месте и не слушай, что скажет, потому что соблазнит в момент. Я не послушался матери, и вот… – Дракон вздохнул и налил себе еще. – По правде говоря, Глоссария дело свое знала. Такая женщина может убедить любого, что он без нее никак. А я оттягивал праздничную трапезу, думал, завтра сожру, послезавтра сожру… Хотелось все попробовать, у нас ведь, у драконов, с этим делом все намного прозаичнее, не то что у людей… – Дракон выпил, вытер тонкие губы ладонью и продолжил рассказ:
– Потом, когда я уже решил, что все – пора заканчивать этот медовый месяц, Глоссария мне заявляет, что, дескать, доигрались. В интересном я, говорит, положении. А я сам себе думаю – а уж в каком я интересном положении, ведь в ней дите мое, а у нас, у драконов, что бы там люди о нас ни врали, свои принципы имеются. Так и осталась жить у меня. Думаю, родит сыночка, а уж потом я с ней все вопросы порешаю. Ну и что же ты думаешь?
– Что?
– Родился Гарик – старший мой, а эта… порочная женщина снова меня взяла в оборот. Веришь, только на нее и работал. Сил в соседнюю деревню слетать, попугать народишко, и то не оставалось. Однако, когда я снова собрался было ее сожрать, она уже снова была беременна… И, что самое плохое, парень, она же стала детей настраивать против меня. Против родного папы! – Дракон ударил себя кулаком в грудь и закашлялся.
– Пить будешь? – снова спросил он, махнул рукой и налил только себе. Подняв стакан повыше, он посмотрел его мутное содержимое на свет и сказал:
– Если бы не эти грибочки, я бы на себя уже лапы наложил. А так, примешь на грудь, и словно все силы вернулись. Кажется, захочу – и снова встану на крыло, взлечу к облакам и курлы-курлы, потянусь на юг с осенним караваном.
Дракон всхлипнул и, чтобы приглушить тоску, снова выпил.
– А скажите, пожалуйста, дракон, это правда, что вы огонь можете извергать, как Газпром какой-нибудь?
– Мог. Запросто мог. Иной раз длина факела достигала восьми метров. Не всегда, конечно, но случалось. А сейчас от этого дела осталась одна только утренняя икота. Веришь?
– Верю.
– Вот, хороший ты парень, Серега. Хороший, а Глоська тебя сожрет, помяни мое слово. Сожрет… –
– Может, тебе стоит поговорить с ней, друг? – осторожно предложил Серега.
– О чем? Я ведь дракон, а она – человек. Хотя уже давно перетянула всю мою силу и даже в Союзе драконов зарегистрировалась. Я поехал разбираться – мол, не положено человека драконом записывать. Не по закону это. У нас ведь даже общие дети не могут драконами регистрироваться. Только аспидами, а права аспидов сильно урезаны. Они, например, не могут наследовать титулы и имущество родителей-драконов. А мне сказали – ты, говорят, Герман, меня ведь Германом зовут, ты говорят, Герман, больше на аспида похож, чем твоя жена на человека. Она, говорят, всю статистику округа на себе держит, потому что рыцари к ней сплошным потоком идут. Не успеваем, говорят, колья для трофеев затачивать…
Дракон Герман вздохнул и снова потянулся за кувшином.
– И пришел я, Сережа, к неутешительному выводу, что бюрократы – люди или драконы, – все они по сути своей сволочи.
– Твоя правда, Герман.
– Вот. А в семье нашей теперь Глоська дракон, а я так – сочувствующий. Мне старшенький мой, Гарик, так и говорит: мы, мол, с мамой драконы, а ты, папа, форменный алкоголик.
На двери сарая загремел засов, и она широко распахнулась, впустив в темное помещение яркий солнечный свет. Тютюнин зажмурился и прикрыл глаза рукой.
– Рыцарь, на выход! – скомандовал твердый детский басок.
– А зачем? – спросил Сергей.
– Иди, парень. Тебе с Глоссарией лучше не спорить, а Гарик ее правая рука. Иди. И прощай.
– И ты прощай, Герман. Удачи тебе…
111
Выйдя во двор, Тютюнин увидел Глоссарию, уже без доспехов, но в грубых холщовых штанах и в рубахе, подпоясанной широким мужским поясом.
Перед ней стоял невысокий субъект. Впрочем, рядом с Глоссарией любой человек казался невысоким. Субъект нервно мял в руках свою шляпу с пером и выглядел очень жалко.
Сергей подошел ближе и, кивнув на перепуганного незнакомца, спросил:
– Кто это?
– Посыльный от марвиля Шонкура, – ответила Глоссария и, тут же спохватившись, метнула в Сергея злобный взгляд и зарычала:
– Что-то ты слишком бойким стал, рыцарь! Я ведь и передумать могу!
– А чего не так? Передумать, Глося, ты можешь, только порядок вещей не пересечешь. Уважаешь ты порядок, потому как женщина честная и работящая.
Тютюнин и сам не понимал, откуда у него родились такие умные слова, да еще в большом количестве.
Пораженная принцесса молча взирала на пленника, не зная, что ей теперь с ним делать – убить и разбросать клочья по всему двору или прислушаться к его речам.
– Посыльный от марвиля Шонкура. Братец требует, чтобы ты немедленно вернулся в город и предстал перед судом за предательство. Если не вернешься, убьют твоего оруженосца Флекса.
– Значит, я должен ехать, – вздохнул Сергей. – Вот только на чем…
– Жеребца ты получишь обратно.
– Но мама! – воскликнул стоявший рядом Гарри. Однако Глоссария не обратила внимания на возглас своего любимца.