Тютюнин против инопланетян
Шрифт:
– На кого? – переспросил Серега.
– Нанды. Страусы такие. Они по песку бегают, им пустыня как нам пивной ларек – полная гармония. Пустишь их в сухую яму, и пусть там плодятся.
– Так ведь им тоже чего-то жрать надо…
– А в яме что, совсем ничего не растет?
– А чего там будет расти – глина одна…
– Глина, – задумчиво произнес Кузьмич. – Есть одна идейка. Давай посадим в яме саксаул. Его даже верблюды едят.
– Так, может, мне прямо верблюдов туда и пристроить?
– А что? Тоже
– Доить? – с сомнением переспросил Серега.
– Запросто. Я в Саудовской Аравии три года нефтепроводы взрывал, так на одном верблюжьем молоке жил. Я тебе разве не рассказывал?
– Нет. А это что за неизвестный товар?
– А-а, это вчера диггер снова приходил. Я ему денег не дал, сказал, что ты, как самый главный, должен посмотреть. Он небось уже под дверью мается.
– Точно, видел я его… – кивнул Серега, ощупывая мех огромной шкуры. Она была меньше, чем у мамонта, однако…
– Пещерный медведь это, – подсказал Кузьмич, разглядывая через треснутую лупу какую-то травинку.
– Пещерный медведь?
– Он самый. Косолапус гигантус.
– Не может это быть медведь, не по науке это.
– А ты в другой тюк загляни, только смотри не упади.
– А чего там? – спросил Серега, однако Кузьмич ничего не ответил и лишь улыбнулся.
Развязав тугой узел, Тютюнин развернул парусину и, не удержавшись, воскликнул:
– Ух ты! – – Так поразила его мягкая пушистая шкура неизвестного полосатого зверя.
Ожидая ответа, он повернулся к Кузьмичу.
– Котярус зубоскалус – саблезубый тигр, – сказал тот. – И шкура свежая. Недавно зверя ободрали.
– И чего это значит, Кузьмич? Откуда они их достают, из мерзлоты, что ли?
– Да какая там мерзлота! – Кузьмич пожевал травинку, определяя ее вкус, и отложил в сторону. – Разводят они этих тварей где-то. Зверосовхоз у них.
– Но это же ненаучно. Ученые отрицают и все такое.
– На это я тебе вот что скажу…
В этот момент в двери застучали нетерпеливые клиенты.
– Уже открываем! – крикнул в ответ Кузьмич, не двигаясь с места. – Ну так вот, один мой друг яйцо нашел стегозавра какого-то и так же, как ты своих фламингов, его вылупил, выкормил, а потом из Магадана в Москву на поезде повез, чтобы в научную атмосферу этого зверя определить…
– И что? – нетерпеливо спросил Тютюнин.
– А то, что пришел он к самому главному академику, который по этим вопросам специалист, и говорит: вот вам чудо природы, изучайте его, а мне подкиньте деньжат. Так тот академик знаешь что сделал? Достал «браунинг» и говорит: «Я сейчас, падла, и тебе, и твоему зверю ноги по-отстрелю. Я, говорит, пятьдесят лет доказывал, что такого быть не может, я через это в люди вышел, а ты мне что предлагаешь, теперь на помойке жить?» И стрельнул, только браунинг старый
В дверь снова стали лупить, и Кузьмич пошел открывать.
Клиенты шумною толпою ворвались в приемку, Сергей приступил к обязанностям. Вдвоем с младшим приемщиком дело шло бойко, и вскоре очередь рассосалась.
Последним Леха рассчитался с диггером, который получил за свои шкуры две тысячи рублей и ушел, очень довольный сделкой. Правда, перед тем как уйти, он заметил лежавший на столе гербарий и поинтересовался, не принимают ли здесь еще и траву.
– Нет, это мы для себя взяли. Хомячков кормить.
С тем диггер и ушел..
– Пойду позову директора, – сказал Тютюнин. – Нужно, чтобы он знал, какие у нас тут меха появились.
52
Вскоре Сергей появился на пару с Борисом Львовичем Штерном.
– Нет, ну такого просто не может быть. Возможна какая-то имитация, но, Сергей, вы же практически эксперт…
Борис Львович замолчал, как только его взгляд наткнулся на роскошный мех котяруса.
– Вот этот? – на всякий случай спросил очарованный директор.
– Этот.
Штерн осторожно коснулся тигровой шерсти, потом деловито помял шкуру.
– Свежая шкура, – заметил он. – Недавно зверя обдирали.
– Вот и Кузьмич то же самое говорит.
– А это, значит, пещерный медведь?
– Так точно, Борис Львович, а вон там на полке мамонт, которого вчера приняли.
– Но… Но товарищи! Дорогие мои товарищи! – с торжественной слезой в голосе произнес Штерн. – Ведь это же Нобелевская премия… – Не найдя поддержки в лице приемщиков, директор как будто протрезвел и уже спокойнее добавил:
– Хотя мы этот мех и так неплохо пристроим. Даже очень неплохо. А Нобелевская премия – с ней столько хлопот.
В этот момент приоткрылась служебная дверь, в щель просунулась голова бухгалтера Фригидина.
– Тырыц-тыц-тырым, тырыц-тыц-тырым…
– Что вы сказали? – спросил Штерн.
– Ничего, Борис Львович! Это я пою!
– 'радостно сообщил Фригидин. – Тырыц-тыц-тырым, тырыц-тыц-тырым…
– Вы бы лучше работали, Фригидин, чем тут петь. Вы дебет посчитали?
– Посчитал.
– А кредит?
– Тоже.
– И что, сходятся они у вас?
– Они у нас не сходятся. Но я немножко отдохну и снова посчитаю. Куда нам торопиться, годовой отчет еще не скоро… Кстати, Борис Львович, а вы случайно в Израиль не собираетесь уезжать, а? К примеру, насовсем?
– Да нет, до сегодняшнего дня не собирался, – ответил озадаченный директор.
– А жаль. Вы подумайте, Борис Львович. Вы можете уехать и жить себе на Мертвом море, а я стану вашим опытным и надежным менеджером…