Тютюнин против инопланетян
Шрифт:
– За пьянку? – спросил Сергей.
– Нет, за то что сандалеты новые променял на эти вот туфли.
– Но обмен, по-моему, выгодный, – заметил Кузьмич. – Я когда-то точно в таких к жене «агента 007» наведывался, пока он в командировке был.
– Правда?
– А я вам разве не рассказывал?
– Ленка сказала, что дядя сделал для меня много хорошего, а я сандалии променял, которые были его подарком. И что я не имел права.
– Какой дядя-то?
– Ну мой дядя -.Карл. Карл-конюх,
– Понятно. А я дал Сереге травяной сбор, так что прямо сегодня можете приступать. Вкратце я расскажу вам, как опознать на водочном заводе нужное оборудование. Когда-то я сам на таком работал.
– Правда? – поразился Леха, не в силах поверить, что кто-то мог быть так близко к неисчерпаемым водочным ресурсам.
– Правда. А я вам разве не рассказывал?
Пока Кузьмич вводил Леху и Сергея в курс дела, верный новой клятве Фригидин выполз в коридор.
Из фильмов про бразильских шпионов он знал, что передвигаться нужно быстро и желательно в маске, как у Зорро.
В качестве маски пригодился один из старых нарукавников, которые Фригидин держал про запас.
Смотреть через плотную материю было трудно, однако прорезать в еще хороших нарукавниках дырки для глаз Фригидин не хотел.
В коридоре, где горела только одна полуживая лампочка, сквозь нарукавники видно было плохо, а точнее – ничего. Фригидин ориентировался лишь по слуху, улавливая то матюги злых с похмелья рабочих из покрасочного цеха, то волнующий голос Елены Васильевны, напевающей что-то в приемной директора.
Фригидин понимал, что ему предстоит сделать бросок, однако бросок этот ему безумно хотелось сделать в сторону Елены Васильевны.
С другой стороны, его влекла к себе игрушечная железная дорога. И это был не пустяк. Совсем не пустяк.
«Я должен сделать это, я могу сделать это, и я сделаю это», – сказал себе Фригидин и совершил рывок вперед. При этом он зацепился надетым на голову нарукавником за «Доску почета» и, изменив траекторию, плашмя грохнулся возле служебной двери приемки.
Шум от падения был таким сильным, что Тютюнин, Окуркин и Кузьмич удивленно переглянулись.
– Ну-ка, Леха, посмотри, что там.
Окуркин приоткрыл дверь и увидел лежащего на спине человека в какой-то странной шапке. Нарукавник разорвался пополам, и искаженное лицо Фригидина смотрело на мир сквозь небольшой иллюминатор.
– Извините, – сказало лицо. – А вы случайно не… э-э… вы случайно не снежный человек?
– А как ты догадался?
– По синяку под глазом, который вам, наверно, снежная баба поставила.
Рядом с Окуркиным появился Тютюнин:
– О, Фригидин, это ты? А мы думали, потолок обрушился.
– Вы знаете, Сергей, мне поначалу тоже так показалось, но потом я понял, что ошибся, – сказал
– Тебе помочь подняться, придурок? – напрямик спросил Окуркин.
– Ну-у-у, у вас такой богатый костюм, Алексей Окуркин, а вы на меня обзываетесь, – пристыдил Окуркина Фригидин. – Покорно вас благодарю, я здесь еще немного полежу, отдохну, а потом отправлюсь работать. У меня, знаете ли, рабочий день начинается.
С улицы в приемку постучали. Народ требовал начать отгрузку мехов.
– Ладно, пусть валяется, – махнул рукой Сергей. – Нам сейчас с людьми работать. Открывай, Кузьмич, будем принимать.
С этими словами Тютюнин прикрыл служебную дверь, а Фригидин, словно того и ждал, жадно приник к ней ухом.
До игрушечной железной дороги оставалось совсем немного.
102
Перед самым перерывом на обед, между третьим и четвертым чаепитием, в цех, где работала Люба Тютюнина, позвонили.
– Ну, алле? – подняв трубку, отозвалась начальница цеха.
– Позовите сборщицу Тютюнину.
– Ага, щас. Уже побежала. Это вам не частная лавочка. У нас, между прочим, образцовое оборонное предприятие!
– Лучше позовите, а то вам хуже будет.
– Что? Меня – пугать? Это ваще хто?
– Дед Пихто. Вам звонят из горкома партии.
– Па… пастойте, минуточку, – опешила начальница цеха, у которой по спине пробежал уже подзабытый холодок. – Какой такой партии?
– Правящей партии. Партии власти. Фамилия Черномырдин вам о чем-нибудь говорит?
– Да… Он играет на гармошке.
– Тем более. Звать Тютюнину будете?
– Конечно! Сию минуточку!
Начальница аккуратно положила трубку на стол и выпорхнула в цех, где триста толстых теток протирали ватками стекла военно-морских противогазов.
– Тютюнина! Люба! – крикнула начальница. – Иди, тебя к телефону?
– К телефону? – переспросила Люба, откладывая недоеденное печенье. – Кто?
– Из партии власти, – заговорщицким тоном сообщила начальница и многозначительно добавила:
– Сам!
Не зная что и думать, встревоженная Люба поспешила к телефону.
– Ну? – спросила она, хватая трубку. – Кто это мне позвонил?
– Это я, доча, твоя мама.
– Мама, ты куда звонишь, я же здесь работаю.
– Вот я и удивляюся, доча, что ты работаешь за какие-то, смешно сказать, копейки, вместо того, чтобы дома быть и знаешь что делать?
– Чего делать?
– Обыск делать, вот что делать.
– Какой обыск, мама?
– Я тебе скажу как на духу, доча, – тотальный обыск. Моментально и повсюду.