Тютюнин против инопланетян
Шрифт:
– Ага, – ответил Сергей и, взяв с полки следующую трехлитровку, снял с нее крышку.
– Исходные данные? – запросил Окуркин. Понюхав сырье и прикрыв глаза, Тютюнин стал читать будто по писаному:
– Южный склон, почва – суглинок, запах – осенняя калина с примесью майской земляники. Спирт гидролизный, из сосновых опилок высшего сорта…
– Хорошо, начинай…
Тютюнин наклонил банку, и золотистая жидкость полилась в пионерский сачок для ловли бабочек, в котором теперь находилась фильтровочная трава.
– Одна треть отгружена, – через какое-то
– Принято. Струеж нормальный, брызги умеренные… Струйка целительного продукта бодро журчала в тазике «садовый», и вскоре Сергей отчитался о полной отгрузке второй трехлитровки.
– Отлично, перерыв пять минут, – сказал Леха. – Я пока фильтронабивочный препарат поменяю.
– Чего? – не понял Сергей.
– Ну, траву в сачке…
– А-а, теперь понятно.
Окуркин вывалил использованную траву в угол – к крысам, и те с радостью на нее набросились.
– Ишь как взыграли, говноеды, – брезгливо заметил Окуркин.
– Они не говноеды, задумчиво возразил Сергей, – Они, Леха, крысиные диггеры. Как тот парень, что приносил нам мамонта…
– Вам что же, и мамонтов носят?
– Носят. Нам все носят. У нас же народ безграничный, особенно когда выпить захочется…
– Тут я с тобой согласен.
Леха сменил «фильтронабивочный препарат», встряхнул сачок и сказал:
– Эх, где ж ты детство мое золотое!
– Ты это о чем?
– Да я этим сачком, Серега, однажды японского ма-ходрона поймал. Он с самой Японии летел, а я его поймал в лагере в Сухопарово и сменял на жвачку «секонд хенд». По тем временам это был хороший обмен, а сейчас этой жвачки… – Леха снова вздохнул. – Одним словом, не стало стимула меняться, ловить бабочек, покупать сачки и, значит, вся сачковая промышленность рухнула. Вот до чего нас коммунисты довели.
– Да ладно тебе. – Сергей взял с полки очередную банку.
– Готов?
– Давай.
– Поехали…
Еще через полчаса вся технологическая цепочка была закончена, специально приготовленное ведро было заполнено до краев тем самым препаратом, который уже завтра должен был перевернуть мир или, по крайней мере, мог вызвать волнения во всем столичном регионе.
– Предлагаю отнести домой. Нельзя такую вещь в гараже оставлять, – сказал Сергей.
– Полностью с тобой согласен. Я его к себе на кухню унесу…
– А Ленка?
– Ленка поймет. Когда дело касается государственной безопасности, она драться не будет.
– Хорошо тебе. А мне еще с моей хунтой разбираться.
– Да они, .наверное, уже все поприклеили назад.
– Может, и поприклеили, – угрюмо кивнул Серега. – А может, и кафель на кухне сняли. Латифундисты, одно слово.
Пока Серега предавался невеселым мыслям, Окуркин тщательно закрывал ведро, которое им организовал Кузьмич.
Ведро было не простое, а космическое. Такие раньше отправляли на станцию «Салют» для хозяйственных нужд, но, когда станцию сбросили, ведра оказались лишними, и Кузьмич выхлопотал одно для себя. И теперь оно должно было послужить целям государственной безопасности.
– Вот
Погасив в подвале свет, друзья выбрались в гараж, а затем, со всеми предосторожностями, выглянули на улицу.
За то время, пока они работали, спустились летние сумерки.
Сергей вышел первым и, осмотревшись, сделал Окуркину знак, что можно выходить.
Леха вышел с ведром, будто доярка с подойником, и они пошли к дому.
– Видите, что происходит, – пропищал в засаде Фригидин. – У них там, наверное, корова…
– Откуда в гараже корова? – возразила Живолупова.
– Оттуда, что в квартире она гадит. Однажды я был в деревне и наступил в огромную лепешку…
– Ну и что?
– А то, что одно дело в деревне и совсем другое – в квартире.
– Нет, – покачала головой Живолупова. – Не может там быть никакой коровы. Это они, наверное, самогонку тащут.
– Столько самогонки не выгонит ни один аппарат. Это я вам как бухгалтер говорю. И вообще, давайте сверхурочные. Вы же обещали!
– Ладно, держи. И давай расходиться. Завтра чтобы была у меня про это ведро полная информация, понял? А не та дребедень, которую ты сегодня принес.
108
Утром следующего дня, часов около девяти, Живолуповой позвонили.
– У телефона, – отозвалась она.
– Бабушка, это я, агент Пленум.
– Слушаю тебя, агент.
– Есть важная информация!
– Минутку, я возьму блокнот. – Гадючиха вооружилась всеми необходимыми принадлежностями и сказала:
– Ну?
– Тютюнин Сергей Викторович не явился на работу. Позвонил директору Штерну и сказался больным. Его место занял помощник Кузьмич…
– Не спеши, Пленум, я не успеваю.
– Ага. Говорю по слогам: «Кузь-мич».
– Дальше.
– А дальше я у него хитро так незаметно спросил, не связано ли отсутствие самого Тютюнина с кое-каким ведром?
– Вот ты дурак, Пленум, – не одобрила Живолупова. – И что он тебе сказал?
– Ой, чего он мне только не наговорил, алкоголик синюшный. Сказал, что я самый настоящий…
– Не торопись!
– Ага, тогда я снова по слогам: «казел», сказал. Ка-зел, через "о" краткое.
– Ну ты дебил, Пленум!
– Нет-нет, он сказал именно «казел». И еще это… вали отсюда, в смысле – уходи совсем. По крайней мере я примерно так это себе понял. Хотя я, конечно, могу ошибаться, ведь в русском языке…
– Заткнись!!! – проревела Живолупова.
– Я весь внимание, босс.
– Сиди на работе и никуда не отлучайся.
– В смысле из своего кабинета? Жаль. Я собирался пойти в приемную, чтобы ронять авторучки. Когда там Елена Васильевна, я часто роняю авторучки. Она совсем ничего не понимает и говорит: «Фригидин, вы какой-то безрукий». А я про себя говорю: «Зато глазастый» – и нагиба-а-аюсь. Правда смешно?
Сопя от гнева, Живолупова молча положила трубку, однако деятельный бухгалтер сейчас же перезвонил.