У Адских Врат
Шрифт:
В пробке столько машин, что, если бы они вдруг исчезли, работа по их замене подстегнула бы экономику всей страны.
— Черт меня побери! — гогочет Микки.
По крайней мере он на работе, думает Воорт. Мучается похмельем, но работает. Хотя бы разбирает бумаги, делает заметки, готовится.
— Говоришь, квартиру обыскали? Ты уверен, Кон?
— Мне так кажется. Папка с материалами исчезла. И, Мик, он был неряхой.
Они оба знают, что труднее всего незаметно обыскать грязную квартиру, где пыль накапливалась долгое время. В кино умники полицейские используют разные уловки,
В реальной жизни копы, работающие под прикрытием, учатся быть неряхами.
«Пусть везде будут пыль и грязь. И что станет делать взломщик? Займется уборкой?» — говаривал дядя Вим.
— Поверь мне, Мик. На комоде лежал слой пыли в четверть дюйма толщиной, но ботинки сверкали. На ручках ящиков пыли нет, а на столе и в самих ящиках — полно.
— Клад. Ну да, как же.
Поток машин невероятно ускоряется — аж до пяти миль в час. Двигаясь рывками, Воорт подползает к контрольным постам возле тоннеля Мидтаун, где вся масса машин втискивается в единственную открытую полосу.
«А еще меня беспокоит тот бродяга. То, как он оглядывался».
— Как голова после вчерашней ночи? — спрашивает Воорт.
— Допиваю третий галлон томатного сока. Послушай, Воорт, твоей невесте не хватает секса. Утром она была так холодна, что кондиционера не надо.
— Зато вчера вечером ты разозлил ее так, что нам не требовалось отопление.
Воорт слышит шелест бумаг.
— Кстати говоря, Кон, чем именно я занимаюсь в деле Озавы? Тут Ева заглянула и спросила.
Воорт вздыхает:
— У Фрэнка Озавы, судьи Верховного суда штата, есть племянник, которого арестовали за то, что он на прошлой неделе зарезал проститутку в Южном Мидтауне. Полицейские нашли у нее в сумочке его кредитные карточки, а под ногтями — частицы его кожи. Шея у него была расцарапана. Но Дж. Л. Корриган, замечательный адвокат Озавы, утверждает, что парень трахнул ее и ушел, а она привела в отель кого-то другого, и вот этот другой ее и прирезал. Карточки она, мол, стащила. А поцарапала его во время секса.
— Значит, нам надо, чтобы племянника кто-то видел у отеля.
— Или в квартале — в нужное время. Нам нужен свидетель, — говорит Воорт. — Я везде оставлял наш телефон.
— Да, что-то такое припоминаю. Воорт, ты действительно считаешь, что тебе стоит браться за новые дела в одиночку? У нас их и так много. Кстати, есть новости, приятель, рынок поднялся на сто пятьдесят пять пунктов. По слухам, «Ай-би-эм» собирается приобрести «Зефир».
Воорт с досадой слышит, как у Микки учащается дыхание.
— Рынок достиг нижней точки. Теперь пора возмещать убытки.
Воорт вешает трубку.
Нью-Йоркский морской порт у Саут-стрит был в XIX веке одним из самых процветающих районов города. Весь манхэттенский Ист-Сайд от Баттери-парк до Двадцать третьей улицы состоял из причалов и кораблей. Клиперы, груженные товарами из сотни стран — вином, одеждой, пряностями, икрой, — ходили до Верразано-Нэрроуз и обратно. Быстрые лихтеры — рабочие лошадки парусного флота — перевозили товары через залив:
Полицейский Воорт, приписанный к морскому порту, был одним из самых занятых людей в городе.
Теперь, выйдя из такси — «ягуар» он оставил дома, — Воорт стоит возле одной из тех стандартных застекленных «коробок», что усеивают американские порты. Нынешний морской порт мог бы с тем же успехом называться Фэнл-холл в Бостоне или балтиморским Харбор-плейс. Вместо моряков — туристы из Берлина, Токио, Сан-Франциско. Здесь сувенирные лавки, там ларек с бельгийскими вафлями, киоск мороженого, пицца-на-скорую-руку.
Наконец Воорт находит библиотеку на узкой мощенной булыжником улочке, протянувшейся с севера на юг прямо за рядом трехэтажных особняков судоходной компании, образующим западную стену морского порта. На двери — нацарапанная от руки записка: «Дьюк и мистер Т желают пиццу-кальцоне. Будем в десять. Ждите здесь — или вам же хуже».
Почему-то даже информационные объявления в Нью-Йорке похожи на угрозы.
«Тот бродяга в Литтл-Нек двигался как-то очень быстро. Просто исчез».
Сидя на крыльце под сентябрьским солнышком, Воорт пытается определить, что еще насторожило его в том типе. Вспоминает, как когда-то папа готовился к секретной операции. Билл перемазался хуже, чем мальчишка после игры в футбол, а пахло от него, как от мусорного бака в августе. С фальшивой бородой он смахивал на члена «семьи» Чарльза Мэнсона — Конрад видел их по телевизору.
«Похож я на бомжа, Конрад?»
И да, и нет.
«Что неправильно, Шерлок?»
Ты выглядишь слишком гордым.
Папа усмехается и ерошит сыну волосы. Потом объясняет:
— Обычные люди на улице смотрят тебе в глаза как равные или прячут взгляд. Бродяги заглядывают в лицо, желая чего-то или хитря, нервничая или стесняясь.
«Одет тот человек был правильно, — думает теперь Воорт. — А вот смотрел он на меня как-то не так. Или это воображение разыгралось?»
К дому приближаются две фигуры: высокий, сутулый, худой человек и чихуахуа, идущий рядом с хозяином без всякого поводка. Парень уминает сочную пиццу-кальцоне в салфетке. Пес, заметив, что Воорт загораживает ему дорогу к крыльцу, угрожающе рычит.
— Я — детектив Конрад Воорт.
Парень театрально хватается за грудь. Из-за оставленной им записки и глупой ухмылки у Воорта складывается впечатление, что для него все — повод для шутки.
— Не видел я эту девочку, — выдыхает сутулый. — Понимаете, шел дождь.
— Мы можем зайти внутрь, сэр?
Сутулый оседает на порог.
— Лепке… Лепке… Федералы сжимают кольцо. Я спрятал бабло на кладбище.
— Гав, — благодарно отвечает Дьюк. Или собака — это мистер Т?
— Дело важное, — терпеливо говорит Воорт, пока сутулый отпирает библиотеку. На вид шутник молод, лет двадцати шести, но черные волосы над высоким лбом уже редеют. На воротничке белой рубашки — пятно томатного сока. Судя по рябоватой коже и морщинам, жизнь его проходит между работой и DVD-проигрывателем.