У алтаря любви

Малек Дорин Оуэнс

ГЛАВА 6

Наступивший базарный день выдался дождливым: на базарной площади, рядом с форумом, торговцы соорудили над своими лавками парусиновые навесы, Марсово поле превратилось в море грязи; служитель, возвещавший время, едва мог различить местоположение солнца на небе; вода в потемневшем и бурлящем Тибре достигла уровня берегов, верхушки камыша, росшего в Понтинском болоте, торчали над поверхностью воды. Те граждане, которые отважились бросить вызов погоде, пытались вспомнить, предсказывали ли авгуры [26]

в этом году сильное наводнение. Закутавшись плотнее в плащи, они шагали по глубоким лужам.

26

Авгуры – в Древнем Риме древнейшая коллегия жрецов, толковавшая волю богов главным образом на основании ауспиций, т. е. по наблюдениям за полетом и криком птиц.

Марк заступил па дежурство после обеда. Сидя в караульном помещении, защищенном от дождя, он следил, когда свеча догорит до того деления, которое обозначает конец дежурства и приход сменщика. На сундуке с амуницией, скрестив ноги, сидел Септим, затачивая острие копья. Он не дежурил сегодня, а просто составлял компанию Марку.

– Итак, ты снова встречаешься сегодня? – спросил Септим, подняв точильный камень к свету свечи.

Друг кивнул.

– Какая она?

Марк заколебался.

– Очень нежная.

– И это все, что можешь сказать?

Он пожал плечами.

– Ее нелегко описать. Я еще не встречал такой женщины, – он чувствовал, что Септиму кажется, будто друг ему не доверяет, – раньше они вместе обсуждали свои победы над женщинами. Но Юлия не была проституткой, чьи достоинства можно обсуждать, не стесняясь в выражениях.

Его отношения с ней касались только его лично.

– Что ты собираешься делать дальше? – с любопытством спросил Септим.

Марк выглянул через окно на улицу, где шел проливной дождь, и тяжело вздохнул.

– Не знаю.

– А смог бы отказаться от нее?

– Никогда.

Лицо Септима помрачнело.

– Тогда вам придется принимать трудные решения.

В караульное помещение вошел Тиберий Германик и прервал серьезный разговор. Сняв с головы плащевую накидку, он принялся отряхиваться, как промокший пес.

– Какой ливень! – проговорил он. – Сегодня торговцы будут в убытке. По улицам можно только плавать.

– Слезы Юноны, – прокомментировал Септим, вспомнив старую этрусскую поговорку.

– Скорее, месть Нептуна, – заметил Тиберий, вешая плащ около медника и протягивая руки к огню, чтобы согреть их. – Как прошло дежурство? – спросил он Марка.

– Спокойно, – ответил Марк, вставая. Септим сложил копье и точильный камень в сундук, на котором сидел, подал плащ Марку, а затем стал одеваться сам. Укутавшись в плащи, они направились к двери.

– Желаю не промокнуть, – пожелал Марк Тиберию, покидая караульное помещение.

– Постараюсь, – отсалютовал им он.

– Ты сейчас идешь прямо в дом Сеяна? – спросил Септим, когда они вышли из караульной будки под проливной дождь.

– Нет, надо еще как-то убить время. Сначала Юлия встретится с врачом – ей разрешено покидать атрий для консультаций с врачом.

– Давай зайдем ко мне и

выпьем чего-нибудь, сегодня я даже не пойду в бани, иначе утону, прежде чем доберусь туда.

Марк засмеялся.

– Только персидский муссон мог помешать тебе пойти в бани.

– Итак, зайдешь ко мне выпить?

– Почему бы и нет, – согласился Марк.

Оба друга поспешили в направлении Палатинского холма, наклоняя головы под проливным дождем. В доме Гракха их встретил слуга, приняв промокшие плащи, провел в гостиную, где горел камни, а сенатор Гракх предавался вечерним возлияниям перед ужином.

– О Марк, как хорошо, что сын привел тебя! Ты редко у нас бываешь. Садись и обсушись, а я прикажу Кастору принести вина, – он позвонил в серебряный колокольчик, появился слуга, выслушав указания хозяина, удалился.

– Вы похожи на двух матросов, которым удалось бежать от киликийских пиратов, – смеясь, заметил Гракх. – Вам не пришлось добираться до берега вплавь?

– Вроде не заметил, чтобы ты сегодня рискнул выйти на улицу, – откликнулся Септим, ощупывая мокрую тунику.

– Я был в Сенате, когда ты спал до обеда, и если бы пользовался паланкином, как остальные цивилизованные люди, то не промок бы.

– Паланкины претенциозны, – отозвался Септим.

– Только для тех, кто считает себя недостойным их, – парировал сенатор.

– Как прошла сегодня сессия в Сенате? – поспешно задал вопрос Марк, чтобы не дать разгореться ссоре между отцом и сыном.

– О, этот старый глупец Луций Котта все еще продолжает что-то бормотать о Сивиллиных книгах, – ответил Гракх. – И что хуже всего, народ прислушивается к нему.

– Возможно, Цезарь платит ему за эти предсказания, – мрачно предположил Септим. – Он способен на все, чтобы достичь, чего хочет.

– Цезарь не стал бы этого делать, – упрямо заявил Марк. – Он хочет избежать всех этих разговоров, связанных с титулом царя. А кроме того, Сенат не станет присуждать ему этот титул из-за бормотания этого дряхлого понтифика. [27]

– Да, но Марк Брут и Гай Кассий верят этим предсказаниям о Парфии, – мрачно заметил сенатор.

– Откуда тебе это известно? – задал вопрос Септим.

– Они хранили молчание и выглядели встревоженными, – ответил сенатор, и оба молодых человека рассмеялись.

27

Понтифик, римский священнослужитель. Коллегия понтификов занимала центральное место в римском государственном культе, осуществляя надзор за другими жреческими коллегиями.

– Не смешно, – буркнул сенатор. – Котта предлагает провести голосование под наблюдением магистратов, а это ставит Брута и Кассия в неудобное положение. Если они осмелятся возражать, то открыто объявят себя врагами Цезаря, а если промолчат, он станет царем.

– Неудивительно, что у них несчастный вид, – засмеялся Септим. Его усмешка стала еще шире, когда в гостиную вошел Кастор, неся золоченые бокалы па инкрустированном подносе.

– Вот твое вино, Марк, – Септим подал другу бокал вина.