У чёрного моря
Шрифт:
Вот и ладушки, всего-то полсотни годков пролетело, круглым счётом. Осталось медаль Праведника получить от Израиля за спасение евреев.
Но тут - заминка. Оказывается, бытует невнятное мнение, что партизан не может признаваться спасителем: то ли поскольку это долг партизана (как у спасителя-еврея), то ли его корысть, потому что спасённый, как правило, присоединяется к партизанской борьбе; в обоих случаях награждать не за что. Вызволенный пятилетний Лёнчик выгоды в виде увеличения партизанской боеспособности не представлял, тем не менее Татаровский в Праведники не прошёл. Как и семья Ивановых, как и Павел Корнеевич Нудьга, “вместе с которым несколько раз освобождали из ГЕТТО узников
Наградой Татаровскому (как и А.В. Дьяконову) достались сталинская тюрьма, позорящая молва, бесправие...
В Яд ва-Шеме стараниями его энтузиастовсправедливость не раз одолевала препоны: Суворовские признаны Праведниками Народов Мира, и Е. Калинина, К. Станченко, Н. Прохоров, и даже партизан Д. Видмичук, и, наконец, Подлегаева.
Через пять лет после первого сообщения Е. Хозе в Израиль о её подвиге, после письменных свидетельств, бомбардировавших Яд ва-Шем.
Т. Бурштейн: “В Доманёвке Александра Николаевна дала мне свой одесский адрес и предложила приют. Когда пришло время ухода немецких войск... я и мой муж покинули лагерь. Пошли пешком в Одессу, где и нашли убежище у Александры Николаевны до освобождения города.
Александра Николаевна вывезла из лагеря Цилю Абрамовну Бершацкую...
Александра Николаевна Подлегаева - чудесный бескорыстный человек... Подлегаева и Теряева заслуживают преклонения и колоссального уважения. Это подвижницы, рисковавшие не только своей жизнью, но и благополучием своих семейств”.
Ц. Торчинская (в девичестве Бершацкая): “За три недели до освобождения я попросила Шуру Подлегаеву взять меня из Доманёвки к себе. Она назначила мне свидание на железнодорожной станции в пригороде Вознесенска. Я сбежала из гетто, пришла пешком на станцию... Поехали в теплушке, документов ведь не было. В Одессе я находилась тайком у Александры и её подруги Натальи Теряевой”.
М. Фельдштейн: “Подлегаева Александра и Теряева Анастасия, рискуя своей жизнью, совершенно бескорыстно, только благодаря своей доброте, душевной щедрости и человеколюбию, сделали так много для нас, совершенно чужих для них людей.
А. Н. помогала многим, но я всех имён не помню... Надо добиться того, чтобы Александра Николаевна была признана Праведницей Мира. Она давно вполне этого заслужила. Спасибо за то, что есть и такие люди на свете”.
П. Великанова:“Александра Николаевна по характеру - откровенная, чрезвычайно инициативная, храбрая, добрая, сочувствующая людям в такой степени, что неизменно оказывала им нужную помощь”.
Хочется верить, что А. Н. читала эти признания в любви. Они тоже ждали в Яд ва-Шеме отклика несколько лет.
Московский историк Я. Я. Этингер в 1992 г. опубликовал в 25-м номере журнала “Новое время” письмо мне от Е. Хозе про Подлегаеву, написал, как трудно ей живётся, послал ей деньги. Многие читатели расчувствовались, выяснили адрес А. Н., писали ей сердечные слова. Я. Этингер сообщил мне: “В 39-м номере “Нового времени” опубликована заметка: “Вы напечатали письмо обо мне, о том, как помогала спасать евреев. И многие люди откликнулись, предложили мне свою помощь. Прошу выразить мою искреннюю благодарность (перечисляются семь фамилий, из которых две явно русские - прим. Я. Этингера). Я знаю, как тяжело сейчас жить, и меня очень тронула доброта этих людей. А. Подлегаева”.
П. Домберг: “Анастасия Фёдоровна Теряева умерла. Александра Николаевна Подлегаева жива... Это
Этот человек заслуживает низкий поклон за её большое сердце, которое вмещало и волновало судьбы многих людей.
Пишет Вам её друг, который познался с ней в беде, когда у меня было горе, она не прошла мимо, подала руку помощи и выручила из большой беды. За что я ей от души благодарна”.
В начале 1950-х с Греческой (тогда Мартыновского) площади уходили междугородние автобусы. Жилось после войны трудно, и Полина Домберг, кондуктор маршрута Одесса-Николаев, участвовала в нехитром дорожном промысле: часть пассажиров, платя, билетов не брала; неучтённые деньги автобусники делили. В одном из рейсов Полину накрыл контроль: наживы кот наплакал, но получила Домберг десять лет тюрьмы, наравне с матерью-сыноубийцей, которая с нею потом вместе сидела; советская власть свою экономику от Полины заслоняла без жалости.
Жалость по части Праведницы Подлегаевой. Она продавала газеты в киоске на той же Греческой площади, здесь и познакомилась с Домберг, отсюда и кинулась её спасать, написала в Президиум Верховного Совета слёзное письмо, как Полина в годы войны мыкалась, работая на карагандинской шахте, как бедствует сегодня с сыном, ради которого и похитила разнесчастные копейки... Вышла в те годы амнистия, но, как и сегодня считает Полина Домберг, без письма Шуры вряд ли бы ей скостили срок до года с небольшим - столько она отсидела вместо десяти лет, отмеренных приговором.
П. Домберг: “Она очень больной человек. За её 78 лет жизни её доброе сердце стало страдать ишемией, аритмией. Я сколько будет в моих силах, буду её спасать. Ведь такие люди, как она, должны долго, долго жить”.
А. Подлегаева: “У меня очень много друзей среди евреев. А одна, Полина Домберг, как дочь родная. Такого друга только Бог может дать! Спасибо ему. Я поломала ногу, лежала в больнице, Полина в 8 ч. утра должна была быть на работе, так ежедневно в 7 ч. утра она была у меня, мыла, приводила в порядок, кормила и бежала на работу. В палате было 20 человек и все были влюблены в неё, не в красоту, а в человеческую доброту, завидовали мне. И теперь она часто у меня. У меня есть дочь, очень хорошая, внуки и правнуки, но Полина это дар божий. Я сейчас болею, неважно мне, жизнь у нас очень тяжёлая. Пенсия небольшая, цены на рынке ужастные, но я не жалуюсь, только был бы мир”.
Затянувшееся присуждение звания Праведника Подлегаевой, связанное со спорами об особенностях румынской оккупации, выглядело возмутительной волокитой. Особенно в глазах тех, кто по наивности считал, что Яд ва-Шем якобы обязан обеспечивать Праведников материальной помощью.
Э. Иосфина (письмо в Яд ва-Шем от имени группы студентов Петербургского Еврейского университета): “А. Н. Подлегаева умерла, так и не дождавшись от Вашей организации полагавшейся ей пенсии. К сожалению, никто из нас не был знаком лично с Александрой Николаевной, но по полученному нами от неё письму можно представить, каким мужественным, бесконечно скромным и добрым человеком была эта прекрасная женщина. Она не жаловалась ни на старость, ни на болезни и бедность, а только благодарила Б-га, который послал ей друзей-евреев, поддерживавших в трудную минуту. Эти люди действовали по велению сердца, узнав, кем была Александра Николаевна для евреев, но только от Вашей организации, обязанной оказывать помощь “Праведникам мира”, Александра Николаевна этой помощи так и не дождалась”.