У истоков американской истории. V. Квакерство, Уильям Пенн и основание колонии Пенсильвания. 1681-1701

Исаев Сергей

Христиане ввели понятие «Троица» именно для того, чтобы обобщить сказанное в Библии по отдельности о Боге-Отце, Боге-Сыне и Боге – Святом Духе. Квакеры иногда почему-то считают недопустимыми даже простейшие обобщения. Для такого подхода в советских философских дискуссиях 1920-х гг. было придумано подзабытое, но живописное название: ползучий эмпиризм. А Пенн ещё и резко нападал на тех, кто этого нелепого запрета не соблюдал. Любой христианин при недостатке богословской культуры может написать или высказать нечто еретическое. Никто не будет оспаривать тот факт, что люди зачастую не ведают, что творят. Но бывает, что они не ведают даже и того, что говорят. Именно это случилось с Пенном в истории с «Потрясением фундамента».

В традиционном христианстве вочеловечение и земное служение Иисуса Христа, особенно Его смерть на Голгофе, рассматриваются

как искупление грехов всех людей. Читая в церквях Никео-Константинопольский Символ Веры, христиане заявляют о вере во Христа – «сошедшего с небес ради нас, человеков, и спасения нашего ради, и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы, и вочеловечившегося, и распятого за нас при Понтии Пилате». Так в наиболее доступном изложении и в самых общих чертах выглядит догмат искупления (Atonement).

Было бы, наверное, полезно изложить понимание догмата искупления традиционными христианами детально, с тем чтобы сравнить с таким пониманием рассуждения Уильяма Пенна на сей счёт. Но, увы, это невозможно. Искупление – один из самых сложных и дискуссионных догматов христианства. В понимании искупления нет единомыслия не только между разными конфессиями, но даже между разными православными богословами 131 . Не было ясности в этом вопросе и у англиканских богословов того времени.

131

Протоиерей Пётр Викторович Гнедич (1904–1963) в магистерской диссертации «Догмат искупления в русской богословской науке (1893–1944)» (1962) убедительно продемонстрировал немалое разномыслие на сей счёт даже между одними только русскими православными богословами в указанные годы. В предисловии к переизданию этой диссертации (М., 2007) его научный редактор протоиерей Максим Козлов открытым текстом признаёт: «Единого учения об искуплении нет… Разные авторы, и равно серьёзные авторы, понимают и учат об искуплении весьма различным образом, существует несколько различных “теорий”, ни одна из которых не может претендовать на то, чтобы быть до конца официальной, единственной претендующей на окончательное выражение церковной истины» (С. 13–14).

Пенн посвятил догмату искупления один из разделов (Sections) трактата, который назывался прямо и характерно: «Опровержение, на основании Писания, вульгарного учения о достаточном удовлетворении, зависящего от Второго Лица воображаемой Троицы» (The Vulgar Doctrine of Satisfaction, being dependent upon the Second Person of the imagined Trinity, refuted from Scripture). Пенн пытался доказать, что у понимания Голгофского служения Христа как служения искупительного нет библейского обоснования. Однако обвинители Пенна к этому его утверждению не придирались ни тогда, ни потом. В этот вопрос мы можем не углубляться.

Трактат Пенна завершается словами, которыми он исповедовал квакерскую веру: «Единодушно свидетельствуем о едином Истинном Боге, Истинном Христе и райском / небесном учении» («bear an unanimous Testimony for the only True God, True Christ, and Heavenly Doctrine»).

Пенн подписал своё сочинение так: «Сочинение У. П. Мл., строителя иного фундамента, который не может быть поколеблен».

Тогда многие в Англии считали, что называть Бога Единым, а не Троицей – это и значит отрицать божественность Христа. Таково было тогдашнее словоупотребление… Винсент раскритиковал памфлет именно с таких позиций. Он заявил, что Пенн не признаёт Спасителя, и инициировал преследование его светской властью.

Арлингтон, соперник Пенна-старшего, решил воспользоваться ситуацией с его сыном для интриги с целью ослабить позиции адмирала.

Незадолго до того был принят акт (14 Charles II Chapter 33), который запрещал частным лицам печатать и издавать какие бы то ни было книги без предварительного разрешения. На богословскую книгу формально требовалось разрешение лондонского епископа Хамфри Хенчмэна (Henchman, Humphrey, 1592–1675), которого на практике никто не спрашивал. Пенн тоже спрашивать его не стал.

Арлингтон приказал арестовать издателя «Потрясения» Джона Дарби (John Darby) и держать в тюрьме, пока он не назовёт имя автора и не признает своей вины.

Тогда Уильям Пенн в пятницу, 16.12.1668 явился к Арлингтону сам и, не снимая шляпы, заявил, что он и есть автор книги, а напечатал книгу без разрешения просто потому, что таков обычай, да и

странно было бы отнимать у Хенчмэна драгоценное время. Формально закон нарушен, и Пенн готов за это отвечать. Но Дарби ни в чём не виновен.

Арлингтон вызвал дежурных офицеров, велел им арестовать Пенна и отправить в Тауэр. Пенна провели в Тауэр морозным днём по улицам Сити.

Тем самым Арлингтон поступил вопреки установленному порядку. Арлингтон должен был обратиться к мировому судье, тот – выслушать обвинение, свидетельские показания, признание обвиняемого – и принять решение, предавать ли его суду. Если предавать, то до открытия судебной сессии он мог отдать подсудимого на поруки и лишь в крайнем случае заключить во Флитскую тюрьму.

Сэр Джон Робинсон (Robinson) – комендант Тауэра – потребовал от прибывших с Пенном офицеров бумагу с предписанием о задержании. Но никакого документа не было: было лишь устное распоряжение Арлингтона заключить Пенна в Тауэр и содержать под строгим надзором. Робинсон, однако, знал, что предыдущие коменданты Тауэра – Блант и Хельвис – были осуждены за то, что держали в Тауэре узников без законных на то оснований. И теперь, если бы Пенн-старший обратился в Суд Королевской Скамьи, то сэра Джона могли бы привлечь к ответу. Робинсон потребовал приказ за подписью короля и членов Совета 132 . Не получив такого документа, он всё же принял узника, однако немедленно послал к Арлингтону за приказом по всей форме.

132

Dixon W. H. The Life of William Penn. P. 66–67.

Но такие приказы отдавались только Королевским Советом, и в Тауэр заключали только серьёзных государственных преступников. Выход из затруднительного положения он нашёл в том, чтобы попытаться возвести на Пенна обвинение более серьёзное, нежели нарушение закона об издании книг.

Для достижения нужного эффекта Арлингтон устроил настоящий спектакль. Он отправился в Тауэр сам. Пенна привели в комендантский дом. Арлингтон с мрачным видом спросил: какую бумагу Пенн обронил в кабинете Арлингтона? Пенн спокойно ответил, что никакой бумаги в кабинете Арлингтона не ронял. Тогда Арлингтон принялся врать, будто на том самом месте, где стоял в его кабинете Пенн, нашли бумагу, содержавшую план заговора против короля и «дерзкие выражения», оскорбляющие монарха. Пенн существование такой бумаги категорически отрицал, а по поводу ранее предъявленного ему обвинения заявлял, что его книга направлена только против аргументации Винсента и не содержит ничего против короля. Арлингтон сделал вид, будто удовлетворён этими объяснениями и пообещал Пенну ходатайствовать за него перед королём. Из Тауэра Арлингтон отправился в Уайтхолл. Излагая дело Пенна королю, он назвал памфлет «богохульным» и напомнил, что король Англии – глава Церкви и защитник веры: следовательно, не только может, но и должен арестовать Пенна. В журнал Королевского Совета был вписан протокол фиктивного заседания с решением о заключении Пенна и печатника Джона Дарби (Darby) в Тауэр по обвинению в «богохульстве» (blasphemy) 133 . А в воскресенье, 18.12.1668 в Уайтхолле был наскоро всё-таки созван Королевский Совет, и 7 его членов подписали приказ об аресте Пенна и содержании его в строгом заключении.

133

PWP I. P. 82.

«Строгое» означало, что его заключили в карцер с тюремщиком. Судя по фотографии, сделанной в 1944 г., это было чердачное помещение, довольно просторное и объёмное, под крышей, сложной по форме и закреплённой на балках под разными углами наклона 134 . Однако ту комнату почти не отапливали, а зима выдалась очень холодная. Свою еду покупать было нельзя: есть можно было только обыкновенную пищу арестантов. Все огни гасились в ранний час. Друзья допускались только с разрешения Королевского Совета. Узник не имел права вызвать доктора, пастора, стряпчего. Нельзя было писать письма, получать подарки, платить долги (то есть долги росли, поскольку набегали проценты).

134

PWP V. P. II.