У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Фатеев поджал губы:
— Доложили! Я, конечно, понимаю, что вы более подкованы в военной науке, чем солдаты-срочники, но сегодняшний случай не делает вам чести.
Степанова усмехнулась:
— Это еще почему? Они собирались содрать с меня маску и очки только потому, что на мне пустые погоны. Я должен был спокойно смотреть? А у меня есть предписание — никто не должен видеть моего лица!
Вмешался Силаев:
— Плохие у вас подчиненные, товарищ старший лейтенант. Разгильдяи и хамы. Я сам наблюдал за безобразной сценой. Они
Фатеев замялся, не зная, что сказать. Лицо начало покрываться пятнами. Из-за сержантов он попал в глупое положение. В конце концов сказал правду:
— Они доложили, что это вы привязались, избили и заставили отжиматься в грязи.
— Что?!? Они у меня двигались под команду “лечь — встать”! Капитан свидетель.
Силаев кивнул:
— Точно. Они у вас еще и лжецы!
Старший лейтенант извинился перед Мариной. Медленно и как-то боком, скользнул к двери, а затем пулей выскочил из палатки. Он даже одеться забыл. Прапорщик поглядел на качнувшийся полог и констатировал:
— Все. Кранты сержантам! Миша своих любимчиков по стенке размажет за такой позор! Я ему говорил… — Достал из-под своей кровати вещмешок и вытащил фляжку: — Может, дернем за знакомство?
Степанова отказалась:
— Я пас! Вы можете выпивать, если хотите.
— Тогда дождемся лейтенанта…
Фатеев появился через полчаса с подергивающимся от злости лицом и багровыми пятнами на скулах. Сел за стол и сказал:
— Мерзавцы! Солдаты такое про них рассказали… Я верил обоим! И о том, как вы их уложили в грязь, сказали. Жаль, что я не присутствовал в этот момент! Устроил бы гаденышам! Еще раз прошу простить…
Маринка почувствовала, что засыпает и извинилась:
— Вы, мужики, можете болтать, сколько влезет. Мне это не мешает. Но я пошел спать. С ног валюсь.
Силаев махнул рукой:
— Иди, ложись. Никто не заглянет, не беспокойся. Понимаем, что служба такая…
Степанова забралась в свой закуток. Расправила брезент так, чтобы заглянуть бесшумно было невозможно. Разделась до нательного белья. Достала рюкзак, вытянула из него спальник и раскатала по не больно-то чистому матрасу. В изголовье положила скатанный бушлат и нырнула под одеяло. Спать в постели, пусть и в таких условиях, показалось ей неслыханной роскошью после почти двухнедельных скитаний.
Уснула она мгновенно. Мужики еще долго сидели и болтали обо всем, и о ней в том числе, но женщина не слышала. Разбудил ее крик муэдзина на башне, призывающий мусульман к утренней молитве. Она сразу посмотрела на брезент у входа и облегченно вздохнула: все осталось по-прежнему, никто не заглянул. Прислушалась. Мужики уже встали и тихонько переговаривались. Она торопливо оделась. Вышла и поздоровалась:
— Доброе утро.
— Как спалось?
— Отлично выспался. Только после многодневного лазания по горам, можно оценить то счастье, когда спокойно спишь в постели под охраной. — Вышла на улицу. Разыскала туалет. Вернулась в палатку и смущенно попросила: —
Силаев скомандовал:
— Выходим! Мы пока покурим. Тебе пару затяжек оставить?
— Я не курю. Запах табака может выдать противнику.
Офицеры и прапорщик вышли из палатки. Она уловила их тихий разговор:
— Странный парень!
— Разведка, что ты хочешь!
Фатеев буркнул:
— Я встречался со спецами, масок на них не было. А он ее не снимает.
Силаев, помолчав, ответил, словно защищая Марину:
— Он мне сказал, что ему здесь не один год воевать придется. Потому и не хочет, чтоб видели. Задание у него какое-то суперсекретное, как я понял.
— Тогда, конечно…
Марина почистила зубы, умылась и расчесалась не спеша. Аккуратно натянула маску и очки. Застегнула бушлат. Вышла на улицу с котелком:
— Кто проводит до кухни? Боюсь, еще кто-нибудь намылится маску с меня снять.
Прапорщик с готовностью отозвался:
— Я провожу! Только наши котелки захвачу… — По дороге Осколков с любопытством спросил: — Вы много людей убили?
Степанова вздрогнула, а затем кивнула:
— Много. Только это были враги, а не люди. Типа бешеного волка.
Виталий поежился:
— Мне еще не приходилось в бою бывать. Все здесь и здесь! В первый раз страшно?
Она честно ответила:
— Я не хожу, как вы, в атаки. Для меня это скорее охота на зверя. Дай Бог, чтоб тебе подольше не пришлось в бой идти.
— Что ты чувствовал, когда убил первый раз?
Маринка попыталась вспомнить свои ощущения, когда приколола боевика в пещере. Ничего конкретного не вспомнилось, кроме азарта и страха. Так и ответила:
— Надо было убить. Что-то сродни азарту и страху: или ты или тебя.
Дошли до полевой кухни. Это были четыре больших котла на колесах. Рядом толпились солдаты и офицеры. При появлении странной фигуры в очках и маске, установилась тишина. Как по команде все обернулись и беззастенчиво уставились на незнакомца. Прапорщик решительно протолкался через толпу и протянул хмурому, не выспавшемуся, повару котелки. Тот взглянул на маску Марины, хотел что-то сказать, но Осколков упредил:
— Это наш человек! Накладывай!
Степанова видела любопытные взгляды со всех сторон и мысленно усмехалась: “Вы бы вообще попадали, узнав, что я не мужчина”.
Она завтракала в закутке и переговаривалась с мужиками через стенку. У тех разговор зашел о женщинах. Начал болтовню Осколков:
— Письмо от родителей получил. Они мне невесту присмотрели. Фотографию прислали. Вроде ничего на вид… — Раздалось шуршание бумаги: — Как на ваш взгляд, товарищ капитан? Стоит с такой переписываться? Родители пишут: тихая, скромная, никуда не ходит, все по дому умеет.
Силаев буркнул с набитым ртом:
— В тихом омуте черти водятся! Запомни, Виталик, надо самому решать, а не на родителей надеяться!