У кладезя бездны

Афанасьев Александр

Для нас, мужчин — определяющими являются условные ценности. Закон, воинский и флотский устав, должностная инструкция. За передачу секретной информации противнику полагается смертная казнь за измену, в то время как за убийство человека — смертной казни нет, она отменена. Это отражает наш, мужской мир и наши правила игры — условные ценности в наших глазах выше настоящих, безопасность Империи — выше жизни человека. А вот у женщин — есть только одна форма предательства — зато безотказная и тоже вечная. Кто с кем спал.

Все еще не догадываетесь?

— Да как не догадаться… — сказал я — белыми же нитками шито…

Ксения ничего не ответила

— Скажи

мне одну вещь… Ну, хорошо, я тебе в принципе то чужой человек, хотя и отец твоего ребенка. Но Николай — ведь твой родной брат. Тебе совсем наплевать на него, или как? Тебе наплевать на то, что ему может быть больно… неприятно… что он мог застрелить кого-то… или, упаси Господь сам застрелиться? Неужели все равно?

Лицо Ксении менялось на глазах — она поджала губы, глаза холодно и непреклонно смотрели на меня

— Перестань… Какие же вы все таки глупые… Николай горевал ровно две недели. После чего нашел себе новую пассию. Выигравшую несколько конкурсов красоты и гораздо менее опасную, чем эта дрянь. И ты в Бейруте… когда нашел эту… недолго обо мне помнил. Вы все — одинаковые, вам наплевать с кем. Это мы — ждем у окна и размазываем макияж по платку…

Николай, Николай…

Николай был неплохим человеком… даже хорошим. Как друг — он готов был порвать за тебя, я это не просто так говорю. Но у него была одна очень неприятная черта характера. Почему то в нем — было очень сильное желание быть победителем. Во всем. Что в большом, что в малом. Только победителем — второе место для него не существовало, он с десяти лет говорил, что второй — это король проигравших. И запретов для него — тоже не существовало…

Потому он спал со всеми дамами, до которых мог дотянуться. Предпочитая, прежде всего тех, которые заняты или недоступны по любой причине. В том числе — и с дамами, принадлежащими его друзьям. Это не было проявлением неуважения или предательством… просто он так самоутверждался. Не знаю, зачем ему было нужно самоутверждаться именно таким способом — но так было, каждая женщина, до которой он все-таки добрался — это для него была маленькая победа. Маленькая — но победа, а сама женщина его мало интересовала. Вот почему — у Николая развалился, превратился в обгоревшие руины брак. В Америке так не принято, чтобы супруг постоянно, раз за разом ходил налево…

Да и у нас, в общем-то, не принято…

Своего первенца — Люнетта родила в сентябре две тысячи третьего года, как раз через девять месяцев после того самого, проклятого Рождественского бала. Я — уехал из Тегерана весной две тысячи третьего, направляясь в Америку и бросив Люнетту — получается, поступил как подонок. Николай же — забрал ее сразу и даже не задал ни единого вопроса относительно ребенка.

Свинья ты, поросенок… Не поросенок — а именно свинья!

Зато — в нужный момент этот вопрос немедленно задала Ксения. Все было еще страшнее — потому что мы с Николаем были так дружны, что уговорились назвать одного из своих детей в честь друг друга, вот почему нашего с Ксенией сына звали Николай, Ник. Своего первенца — Николай назвал Павлом, я и не помнил особо эту клятву, данную, когда нам было по четырнадцать лет — а вот первенца от Анахиты Николай назвал Александром. Я уже после ранения, долечиваясь здесь, в санатории — нашел информацию о том, что буквально за два месяца до войны, Александр, первенец Николая и Анахиты — упал с лошади во время прогулки. Его, естественно, доставили в Царскосельскую больницу. А там — для Ее Высочества договориться с кем-то из врачей… скажем вот о чем: сыну нужна кровь для переливания… странно, сударь, но ваша кровь почему-то для него не подходит… что-то в таком духе.

И Николай, искушенный в любых видах интриг в наших условных, мужских мирах — оказался полностью беспомощным против интриги своей сестры.

Поделиться с этим, кроме Ксении, он ни с кем не мог — позор страшный,

а тут родная кровь, как никак, родная сестра. Ксения естественно вызвалась помочь — встретиться со мной, где-нибудь на нейтральной территории и поговорить обо всем начистоту. Сам Николай этого сделать не мог. Во-первых, потому что он чувствовал, что совершил серьезную подлость по отношению ко мне, еще там, в Тегеране. Во-вторых — потому что была затронута его честь, и затронута очень серьезно. Ксения вызвала меня в Берлин и там — мы с ней «поговорили начистоту» в защищенной от прослушивания комнате — Ксения не хотела оставлять следов, не хотела, чтобы кто-то понял, о чем мы с ней там говорили. Там — она сказала мне часть правды про Анахиту, именно такую часть, которую было нужно сказать, чтобы я пошел по следу. И сказала много лжи — направленной на то, чтобы я больше никогда не возвращался в Россию. Заговор, меня считают одним из заговорщиков и все в таком духе. Для нее — было жизненно важно, чтобы я никогда не возвращался в Россию — один откровенный разговор между мной и Николаем и мы оба поймем, что нас обманули. Вернувшись в Санкт-Петербург, она рассказала своему брату много интересного про наш разговор — при этом ни слова правды. Николай — от услышанного пришел в ярость и буквально вышвырнул Анахиту из дворца вместе с ее (и своими!) детьми, сослав ее в Туркестан.

Вот так вот и ломаются судьбы…

Ксения не раскаивалась, даже сейчас, когда я поймал ее на лжи. Нет-нет… Трудно даже представить себе, как она ненавидит Люнетту… женщину, которая попыталась отнять у нее и бывшего любовника и брата. Ненавидит своей, чисто женской ненавистью, ненавистью самки, на домашний очаг которой посягнула другая самка — мужская ненависть тут и рядом не стояла. Если бы она могла — она бы ее просто убила. Поэтому — она не раскаивается, нет…

— Ты то портить макияж не будешь, верно? — впервые за все время разговора улыбнулся я

— Верно…. — Ксения тоже улыбнулась.

Негласный договор был заключен

— Тебе не холодно здесь? Сильно дует.

— Пожалуй…

Как галантный кавалер — я подал даме руку. Мы вместе — вышли на дорогу…

— После войны, у кавалерственных дам [90] вошло в моду проведывать раненых. Полагаю, что мне тоже… возможно стоит последовать моде. Хотя я всегда плевала на нее…

Я поцеловал руку Ксении

— Да нет, Ваше Высочество. Думаю, не стоит изменять своим милым привычкам.

90

Рыцарское звание для женщин.

Ксения зло взглянула на меня. Но ничего не сказала.

Почему я принял условия игры? По разным причинам. Во-первых, если сказать правду — ничего кроме горя это не принесет, причем многим людям. Во-вторых — теперь в Россию вернулась Юлия. Ксения упомянула о ней в разговоре не случайно, совершенно не случайно — она ненавидит и ее. И мне — не стоит заводить себе такого врага, как Ее Высочество, хотя бы ради Юлии и Майкла.

И, наконец, в-третьих — сама того не подозревая, Ксения отодвинула в сторону камень, под которым оказалась не просто гадюка — а целой гнездо гадов. И с этим надо что-то делать — а с личными переживаниями разбираться потом.

Но сначала — мне надо добраться до этого проклятого крыльца…

Ливадия

Прошлое…

2013 год, месяц спустя

Достойную осуждения ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям любой ценой

Николо Макиавелли

Ливадия…

Ливадийский дворец — когда то мы лазали через его забор. Дворец, оставшийся Николаю от отца и деда. Одно из мест, где можно хоть немного отдохнуть.