У Лукоморья
Шрифт:
— Самый трудный участок пути?..
— Пожалуй, возле озера Камышлыбаш. Там большие бугры и кочки. Но за муки была и награда — озеро необычайно красивое.
— Да, совсем забыл, а Кешка, котенок?
— Он был с нами до последнего дня. Мы к нему привязались, и он к нам привык. Ночью, когда мы, расстелив один парус и накрывшись другим, ложились спать, Кешка уходил на охоту. Ящериц кругом было много, и Кешка благоденствовал.
Страдал он только в жару, ложился у мачты почти неживой. В Кзыл-Орде во дворе гостиницы Кешка исчез. Скорее всего, украли. А может быть, Кешка не был рожден путешественником и оставил нас, как только почуял оседлую жизнь.
— Последний вопрос: итоги?
— Мы довольны.
В заключение мы хотели бы сказать спасибо помогавшим нам: Московскому совету по туризму, ребятам-комсомольцам в Аральске и Кзыл-Орде, рыбакам в Бугуни и пастухам, до которых газета, может быть, не дойдет, но в пустыне мы убедились: вести и без газет распространяются хорошо. И еще. Полезная работа, проделанная нами, скромна. Но все равно мы хотели бы связать ее с именем нашего комсомола, у которого в этом году юбилейная дата.
Фото автора. 13,18 июня 1969 г.
Голоса птиц
На охоту он выходит, когда не спят только птицы. На лесной поляне, убедившись, что не будут мешать ни трактор, ни самолет, ни крик петуха из деревни, он осторожно ставит на землю рюкзак с чувствительным магнитофоном и укрепляет на треноге похожее на большую тарелку алюминиевое «ухо». Теперь надо только безошибочно выбрать певца…
Я уже писал о Борисе Вепринцеве, о его сложной судьбе и о большой страсти природоведа. Сегодня многим известны пластинки с записью голосов птиц. По справке фирмы «Мелодия», тираж их составил более двухсот тысяч.
Комплект пластинок продавался на Всемирной выставке в Брюсселе. «Русские записи птиц» вошли во все мировые каталоги. Сейчас Борис готовит пластинку стереофонических записей.
К сложной аппаратуре прибавилось «ухо» — сувенир из Франции. Отражатель, в фокусе которого ставится микрофон, конденсирует звук, помогает выделить птичью песню из общего хора лесных звуков и голосов.
Борис Вепринцев — ученый-биофизик. Охота за голосами — всего лишь постоянное увлечение. Но высокий класс этой работы замечен и оценен.
Недавно Борис избран вице-президентом всемирной биоакустической ассоциации «Эхо». Этой осенью в Стокгольме соберется конгресс специалистов по записи голосов животных. Борис примет участие в его работе.
Фото автора. 23 июня 1968 г.
Ростов Великий
(Отечество)
Отправляя письма в большой южный город Ростов, на конверте обязательно пишут: «Ростов-на-Дону», смутно догадываясь, что есть еще где-то какой-то Ростов. Он действительно есть. И не всем известно, что огромный южный Ростов — дитя в сравнении с незаметным, маленьким Ростовом северным…
Ростову на севере было 900 лет, когда в устье Дона рубили первую избу. Москва была деревенькой, когда Ростов называли не иначе как Ростовом Великим. Первый раз Ростов летописцами упомянут в 862 году — тысячу сто шесть лет назад. Попытаемся представить эту глыбищу времени, отмерим тысячу с лишним годов не назад, а вперед. Каждый год теперь создаются новые города.
Ростов начинается с дороги к нему. Дорога от Москвы в Ярославль такая же древняя, как два ее конечных пункта и все маленькие городки, деревушки, монастыри и церкви, посаженные на ней, как драгоценный жемчуг на прочной нитке.
Старинная дорога не поросла и быльем. Это один из самых оживленных трактов страны. Вперемежку со стариной краснеют на дороге бензоколонки, гудят под колесами бетонные мосты, рядом с рублеными домами — стеклянный фонарик кафе, течет половодье машин с грузами и туристами.
На этой дороге задремать невозможно. Вот плывущий перед тобой поток машин, кажется, сейчас с разгона сплющится от удара о розовую церквушку, упрямо стоящую на пути. Но привыкшие к прямым линиям машины тут делают петлю, обтекают церквушку, и она остается гордо стоять, со всех сторон открытая взгляду.
Нарисованный на ней бородатый бог вполне уживается с ликом молодого милиционера-орудовца на дорожном щите…
А уже маячит, теряясь в красках вечернего облака, еще одна колокольня. Дорога стелется по задумчивым перелескам, заполненным дымом молодой зелени. В этих местах дороги я почему-то всегда вспоминаю картины Рериха.
Лобастые косогоры, полоски полей между пятнами леса. А дальше еще волна косогоров, низин, зеркальца опушенной кустами тихой воды. Белую лошадь на этой земле, даже если она трется о телеграфный столб, фантазия легко обращает в коня Алеши Поповича, который вполне мог в этих местах проезжать, потому что родился, как утверждает былина, в деревеньке возле Ростова.
Дорога между тем приготовила что-то совсем необычное. Колокольня, смутно темневшая в облаках, обернулась теперь сплошным облаком куполов, золотистых, серебряных, синих в золотых звездах. Все это стремительно выплывает навстречу из-за бугра. И вот уже машина въезжает в ярмарочно пестрый, нарядный и какой-то радостный городок. В центре — крепостного вида стена, может быть, чуть более низкая, чем стена в Московском Кремле. А за стеной странным, праздничным цветником стоят и строгие, и пышно-пестрые церкви, колокольни, часовенки, терема. Тут видишь вдруг сытого, рослого монаха в темной до пят одежде, в черном клобуке — деловая походка, в руке какие-то книги, широченный рукав качается в такт скорым шагам. А все пространство между церквами заполнено старухами и туристами.
Старухи, по всему видно, пришли из неближних мест. Усталые, сидят на каменных папертях, пьют молоко из бутылок, ломают краюхи деревенского хлеба. Обходя лавру, старухи поминутно крестятся, целуют камень у потемневшей иконы святого Сергия. От поцелуев на камне образовалось изрядное углубление. Пять лет назад я даже не знал, что такое еще можно увидеть…
Уютный, нарядный и пестрый, как лоскутное одеяло, Загорск — один из трех старинных посадов на Ярославской дороге. Далее будут: Переславль-Залесский и Ростов. Разделяют их равные промежутки пути — семьдесят верст, в былые времена — один дневной перегон лошадьми. Сегодня после Загорска Переславль покажется как раз через час. Слева от дороги на горке неприступной крепостью проплывает Горицкий монастырь, а потом, в низине, покажется кудрявый от зелени городок. Невысокие дома и деревья теснятся у речки Трубеж, текущей в мягких извилистых берегах, не одетых ни в камень, ни в дерево. Летом речка пестреет белым цветом кувшинок, мостками для полоскания белья и лодками, которых тут, кажется, столько же, сколько и жителей в городке.