У Лукоморья
Шрифт:
Мы уже стали прикидывать, какими путями выходить на дорогу, как вдруг Борис схватил меня за рукав. В ивняках за болотом объедал ветки лось. И не один. Два, четыре. Пять, шесть… Восемь! Восемь лосей стояли в ста шагах от болота. Скорее, скорее занять удобное место для съемки! Но лоси, кажется, не хотят убегать.
Совсем не хотят. Один рогатый задрал голову, объедает верхушку ивы. Еще два таких же рогатых затеяли драку. Разошлись. Сухой треск от ударов рогами. Но драка, видимо, несерьезная.
Драка была в сентябре, а сейчас это скорее воспоминание об осенней поре страстей. Разошлись. Мирно принялись
Лосей хорошо видно. Четыре рогатых самца. Четыре других — без рогов, но мы никак не можем определить: самки это или молодые самцы. Все восемь зверей в белых «штанах». От этого ноги на снегу не очень хорошо видны. Зато четко видны огромные темные туши. Рога не очень большие. Загнутая книзу губа. Большие ноздри, из них-легкий парок. У всех бородки. Большие уши шевелятся, со всех сторон ловят звуки.
Сделав первые снимки, мы осмелели. Ищем место удобнее, стараемся подтолкнуть лосей на поляну. Не переставая кормиться, они движутся потихоньку. Нас из виду не упускают, но, кажется, не боятся. Один из безрогих улегся под елкой. Остальные едят.
Совсем близко подойти мы все-таки не решаемся. Осенью в этом лесу я встретил одинокого лося. Он тоже не хотел убегать. Я, увлеченный съемкой, ходил за ним по пятам, кидал сучьями, когда он ложился, и, видимо, сильно ему надоел. Дело кончилось состязанием в беге.
Моим друзьям по газете пришлось бы служить панихиду, если бы в последний момент я круто не повернул в сторону. Лось с размаху промчался мимо и тупо остановился, не понимая, куда же я делся. То было осенью, во время гона.
Сейчас звери спокойнее. Но один из безрогих глядит в нашу сторону явно без удовольствия и даже чуть прижимает уши. Это означает готовность обороняться. Держимся шагах в тридцати.
Иногда переглядываемся, счастливые от удачи.
Борис и я — не новички в лесу, но такого видеть не приходилось. Разговор лосей не пугает. Они пригляделись к двум неотступным фигурам и, наверное, считают нас докучливыми, но не опасными существами. Хлопками в ладоши, треском сучков заставляем лосей двигаться понемногу. В северных лесах, где на лосей охотятся постоянно, такая картина немыслима. Лось — осторожный зверь. Достаточно запаха человека, чтобы обратить его в бегство. Но природа привыкает и к человеку. Три десятка лет лосей под Москвой не стреляли, и вот результат: не боятся.
Два часа мы ходим за стадом, как пастухи. Лазим по буеракам, по зарослям ивняка. Остановки делаем, чтобы зарядить новую пленку и вытряхнуть снег из ботинок. Серенький день заметно пошел на убыль. Еще полчаса — и снимать будет уже нельзя. А все еще нет желанного кадра, где бы лоси собрались кучнее и съемке не мешали заиндевелые ветки.
Наконец лоси подходят к обширной поляне.
Но как заставить зверей по ней пробежать? Они привыкли к хлопкам и окрикам, ведут себя, как будто нас вовсе и нет. Остается испытать последнее средство. Лоси не любят собак и боятся их. Борис протирает очки, откашливается и уходит, чтобы из ельника подать нужный нам голос. Я выбираю круг и прячусь для съемки.
Лосей
Лай получился вполне натуральным. Лоси как по команде вскинули головы. Трое из них издали звуки, похожие на приглушенное отрывистое мычание. И все стадо цепочкой через поляну кинулось в чащу.
Красив на бегу этот могучий зверь. Ноги, как длинные рычаги. Голова чуть приподнята. Кажется, нет такой чащи, какую не одолел бы в беге исконный житель лесов.
Пытаемся не отстать от лосей… Отдышавшись, мы пожевали холодные яблоки с хлебом и огляделись. Оказалось, стоим у знакомого места. За два часа с лосями мы сделали круг и вернулись к болоту.
Опять швыряем сухие сучки. Тек-тек-тек-тек… — отзывается молодой лед…
«Лосиная лежка». Так, возможно, буду я называть теперь сырое место в лесу, заросшее камышом, рогозом, ивняком и осинками.
— Ну что, домой?
— Домой.
Смеркается. Верхушки леса посеребрил иней. Низко и тихо плывут сплошные рыхлые облака. Оглушительный нарастающий гул. Но самолета не видно. Только красный огонь туманным пунктиром косо плывет к земле.
Высыпая снег из ботинка, вспоминаю вдруг «Птичью ночлежку». Сороки, наверное, уже задремали. Показать бы Борису. Да нет, слишком тепло и приветливо светятся окна автобуса, идущего на Москву.
Фото автора. 24 ноября 1968 г.
Кабаний пир
(Окно в природу)
Почти каждый день в пуще мы видели кабанов. Но только одно мгновение. В самом неожиданном месте дорогу перебегало безмолвное существо в темной попоне. Все случалось так быстро, что я не успевал навести объектив, не успевали мы и как следует разглядеть зверя. Мелькнул — и все. Борозда в рыхлом снегу подтверждала: только что прошел крупный зверь. По крику сойки можно было догадаться, что кабан где-то рядом, в глубине ельников.
Один раз дорогу пересекала семья кабанов.
«Попоны» тут были разные: черные и посветлее, и рыжеватые в продольную полоску у совсем маленьких поросяток. Визг, хрюканье. И сразу же тишина. Опять мы стоим возле следа, уходящего в сумрак между стволами. Жизнь леса только маленьким краем мелькнула перед глазами. И опять все скрыто мокрыми лапами елок и теплым туманом.
— Поглядеть бы одним глазком…
— Терпенье есть — можно и поглядеть, — сказал лесник. — В глухом месте посажу вас на вышку. Рассыплем подкормку…
Сидим на вышке. Это сооружение в еловом лесу можно принять за крохотную избушку на длинных скрипучих ногах. Маленький деревянный помост прямо-таки стонал, пока мы поднимались по лестнице. И теперь, когда мы сидим наверху, укутанные в тулупы, помост скрипит от малейшего шороха, скрипит, кажется, даже от движения головы. Краешком глаза вижу часы на руке — сорок минут сидим. Мороз отыскал щели в тулупе. Нестерпимо хочется пошевелить руками, ударить валенками друг о друга. Но мороз должен быть и нашим союзником — аппетит у кабанов в такую погоду отменный. Вот-вот должны появиться.