У любви есть время

Шерив Екатерина

– Пожалуйста, не делай хуже, – она почувствовала, как её глаза увлажнились. – Позволь мне забрать дочь. Поступи по-человечески.

– Ты предлагаешь мне, как говоришь, по-человечески выкинуть свою жизнь на помойку? Если в моей жизни не будет ни тебя, ни Эммы, значит, я сотру из неё целых пять лет.

– Ты знал на что шёл, когда женился на мне. Я всегда была против нашего брака. Ты сам виноват в том, что сейчас происходит.

– Зачем ты лезешь в прошлое, Аэлита? С тех

пор прошло сто лет. Какая теперь разница кто и в чём был виноват?

Действительно, теперь это не имело значения. Важным было только одно – её дочь. Она будет вырывать её у него собственными зубами, если понадобится.

– Ты должен отдать мне Эмму!

– Моя дочь останется со мной, – настаивал Павел.

Аэлита сжала руки в кулаки и почувствовала, как в её груди что-то загорелось.

– Она не твоя дочь! – выпучив глаза, выкрикнула она.

От этих слов лицо Павла побледнело, а его глаза широко открылись.

– Что ты сказала?

– Что слышал. Я родила её не от тебя.

Он приподнял брови и сморщил лоб:

– Это враньё!

– Нет, это правда. Помнишь, ты ездил в Сочи? – сказала Аэлита и не узнала свой механический голос. – На следующий день, сразу после твоего отъезда, я отправилась на экскурсию по Москве. В Измайловском парке я встретила Максима. Она его дочь. Я родила Эмму от него.

– Что ты несёшь? Это не может быть правдой!

Павел сцепил руки на животе и громко задышал. Аэлита, выставив грудь колесом, наблюдала за ним.

Через несколько секунд он подошёл к лестнице и опёрся о её перила. Аэлита слышала его дыхание, но лица рассмотреть не могла: он встал к ней спиной и опустил голову, поддерживая её рукой.

– Ничего не понимаю… Если это правда, тогда почему ты тогда не ушла к нему? – спросил он. – Почему пришла ко мне?

Аэлита ответила ему ледяным тоном:

– Потому что Максим поставил на первое место не меня, а свою работу. Я хотела отомстить ему. Но когда я увидела его сегодня, то поняла, что глупо было так поступать. Эмма его дочь и он должен об этом знать.

Павел горько засмеялся, продолжая стоять рядом с лестницей, отвернувшись от неё:

– Всё это, конечно, замечательно… – проговорил он. – Только причём здесь я? Что я тебе сделал, чтобы заслужить обман такого масштаба?

Как же Аэлите хотелось сказать, что Эмма его дочь, а соврала она только потому, что он не оставил ей выбора. Но она не могла этого сделать. Потому что другого оружия против его настырности просто не существовало.

– Я больше не хочу об этом говорить… – сказала она и хотела отойти от него. Но Павел подбежал к ней и схватил за плечи. Ей стало больно от его резких движений, и она сморщила лицо.

– Нет, Аэлита. Ты думаешь, я не человек? Что я бесчувственный? Что со мной можно поступать, как с вещью? Объясни мне всё сейчас же!

Но Аэлита не

хотела продолжать этого разговора. Её ответ толкал её к ещё одному вранью. Но если она признается Павлу, что соврала в том, что Эмма не его дочь, он точно ей её не отдаст.

– Да, я сволочь. Да, я обманула тебя, – выкрикнула она ему в лицо. – Вот такой я на самом деле человек. Что? Не веришь мне? Тогда спроси Маргариту Васильевну или кого угодно из прислуги. Они подтвердят, что на протяжении двух месяцев, что ты отсутствовал, я каждый вечер уезжала из дома. Всё это время я была с Максимом.

Павел с брезгливым выражением лица отцепил от неё руки и сделал один шаг назад.

– Почему ты уверена, что Эмма его дочь? Она может быть и моей.

– Я женщина и мне лучше знать.

– Ты не женщина, – он сложил руки на пояс и наклонил к ней голову. – Сказать, кто ты?

– Называй меня, как хочешь, но только отдай мне дочь.

Аэлита предприняла ещё одну попытку, чтобы подняться за дочерью, но Павел оттолкнул её в сторону так, что она чуть не упала. Его глаза полностью почернели, а фигура напомнила разъярённого зверя в прыжке.

– Даже если то, что ты сказала правда, я всё равно не отдам тебе Эмму. Я люблю её и мне не важно родная она мне или нет. Она зовёт меня папой и тоже любит меня. Я буду бороться за неё. Если ты дура настолько, что не видишь счастья, которое у тебя перед носом, то можешь делать всё, что захочешь со своей жизнью. Но Эмма останется со мной!

Аэлита почувствовала, как мурашки побежали по её телу, а губы задрожали. Нет, она боялась не того, что он может ударить её. Ей было страшно, когда она думала о других последствиях, к которым могли привести его слова.

Павел продолжил:

– Надумаешь подавать в суд? Милости прошу в мой мир! Я из кожи вон вылезу, чтобы тебе даже с ней видеться не позволили. Война так война, Аэлита. Я не отдам тебе Эмму.

– Ты просто сошёл с ума! – громко произнесла она. – Как она будет без матери?

– Я что-нибудь придумаю, чтобы не травмировать её. За это – будь спокойна. Пусть лучше Эмма останется с отцом в родном доме, чем окажется в дебрях вместе с сумасшедшей матерью и её любовником.

Аэлита облизала подсохшие губы и произнесла:

– Со мной ей никогда не будет плохо. Я этого не допущу. Когда-нибудь Максим полюбит её и…

– Закрой свой рот! – выкрикнул Павел и, сделав шаг вперёд, оказался рядом с ней. – И больше никогда не связывай мою дочь с этим человеком. Эмма – моя дочь. Я растил её с самого рождения. Я наблюдал за ней, пока она росла в твоём животе. Всё это имеет гораздо большее значение, чем кровь. Если ты уходишь к нему, то она не будет жить с вами. Будешь приходить в наш с Эммой дом по расписанию.

– Нет… – покачала Аэлита головой. – Ты не посмеешь так поступить.