У метро, у «Сокола»
Шрифт:
– Товарищ Покровский, – заглянула Лена Гвоздилина, – зайдите к Жуневу.
Заглянула – и снова силуэтом в проеме. За прошедший час Лена надела черные чулки. Покровский сказал, что понял, посидел с закрытыми глазами. Взяла с собой на работу чулки, чтобы надеть перед вечерним выходом в город, когда похолодает. Или подарил кто-то из сослуживцев… что было бы, конечно, не очень прилично.
У Жунева уже сидели Кравцов и курчавый юноша из коридора. Юноша вскочил, стал суетливо приветствовать.
– Это Фридман, – сказал Жунев, – практикант из школы милиции. Бойкий парень, выполняет ответственные
Фридман покраснел.
– В выходные в соответствии с предложением старшего лейтенанта Кравцова, – Жунев с усмешкой глянул на Кравцова, – стажеру Фридману было поручено наблюдение за подозреваемым Панасенко…
– Непростое поручение, – сказал Покровский. – И что, получилось?
– Держи карман, – ответил за Фридмана Жунев. – Панасенко садится в «Волгу» и уезжает, а Миша ждет его у дома. Ждет, ничего не скажешь, героически… Ночью в футболочке караулил, простыл аж. Видишь, шмыгает.
Из информации, собранной Мишей, интерес, да и то не самый оперативный, представляла следующая: Панасенко, выезжая вчера из своего двора, притормозил у стенда с газетами, вышел и начертал что-то шариковой ручкой. Миша, разумеется, кинулся к стенду и прочел слово из трех букв.
– На «Правде»? – строго спросил Покровский.
– Нет, на «Вечерней Москве».
– «Вечерняя Москва» ладно, – согласился Покровский.
– Это он тебе написал, – сказал Жунев. – Ты понял?
Миша нехотя сказал «да».
– Этот… – Жунев употребил то же самое слово из трех букв, – из парткома… приходил. Тридцатилетие Победы, а у нас ветеранов глушат…
– Ты его послал? – Покровский хорошо знал Жунева.
– Немножко…
Ясно. А парткомовский, значит, обиделся и устроил кипиш. Преуспел: по поводу эпизода на «Соколе» позвонили аж из Мосгорисполкома, требовали оперативных результатов.
Кравцов рассказал, что видного парня по кличке Шеф, живущего в генеральском доме, быстро удалось вычислить расспросами во дворе. Дома оказались родители, отец, действующий генерал, и жена его, очень напористая, полковник в отставке. Все по фамилии Шевченко. Очень были недовольны, что милиция заявилась. Кравцову больше пришлось объясняться, по какому праву он заслуженных людей отвлекает. В итоге пообещали, что Эдик позвонит, когда появится. Но он дома не каждый день появляется.
– А зачем нам вообще эти… скалолазы? – спросил Жунев.
– Злодей наверняка изучал место заранее, – сказал Покровский. – Могли его видеть люди, которые часто туда лазают… Надо во все стороны рыть…
Пока в голове каша. Не окажись на каркасах следов галош, все проще – левый эпизод, ненужная ерунда. Но они там оказались.
– Ты уже полдня в деле, – с напускным недовольством сказал Жунев. – И что, до сих пор нет глобальных идей?
– Есть! Смотрите, что получается, – сказал Покровский и написал в столбик:
19101908190418981898– Это
– И хрен ли? – спросил Жунев.
– Можем гарантированно через неделю задержать преступника. Иных маньяков десятилетиями ловят…
– А как через неделю?
– Элементарно. Вы что, действительно не видите закономерности в цифрах? – посмотрел Покровский. – Кроме увеличения возраста?
– Все четные… – пролепетал Миша.
– Правильно! Но не просто четные. Между первой и второй старушками разрыв в два года рождения, между второй и третьей четыре года, между третьей и четвертым эпизодом… сколько?
– Шесть, – сказал Кравцов. – Каждый раз прибавляется два года.
– О чем и речь. Значит, в пятом эпизоде будут старушки старше предыдущих на восемь лет… Их, кстати, может быть и три сразу, но тут мы пока не можем выстроить ряда, мало данных. Главное, что тысяча восемьсот девяностого года. В шестом эпизоде – отнимаем от тысяча восемьсот девяностого восемь плюс два, десять лет – тысяча восемьсот восьмидесятого. В седьмом эпизоде минус сколько лет от шестого, Миша?
– Минус двенадцать, – осторожно сказал Фридман. – Одна тысяча восемьсот шестьдесят восьмой год рождения…
– Старше Ленина, – сказал Кравцов.
Жунев закурил, положил зажигалку на стол, крутанул ее, смотрел, как крутится.
– Бабушек старше Ленина в Москве, думаю, наперечет, – продолжил Покровский. – Между первым и вторым случаем прошло восемь дней, между вторым и третьим два дня, между третьим и четвертым три дня. Если он сохранит ритм в два-три дня, около недели, значит, остается до покушения на стосемилетнюю гражданку! Ко всем стосемилетним москвичкам мы приставим усиленную охрану и сможем задержать злоумышленника.
– Какие хорошие были две недели, спокойные, без этого вот твоего головожопства, – сказал Жунев.
– Размяться уже нельзя в начале сложного расследования…
– Длинно, Покровский… Все согласны, что все четыре эпизода связаны?
Кравцов и Миша Фридман закивали. Покровский, подумав немного, тоже кивнул.
– Связаны, но хрен пока знает как, – Жунев сделал в деле какую-то пометку. – При этом есть ощущение, что выбор жертв случаен. Так?
– Конечно, гораздо проще выскочить с рельсом, когда видишь абстрактную пенсионерку, чем четыре раза конкретных подкараулить, – согласился Покровский.
– Маньяк, получается, самая очевидная версия. Кто-нибудь ловил маньяков? – спросил Жунев.
Никто не ловил.
– Маньяк в рифму коньяк, – сказал Жунев, достал из тумбы письменного стола бутылку. – Я тоже не ловил. Давай, Кравцов, резюмируй по каждому эпизоду, какие есть факты.
– По кирпичу на Скаковой никаких. Ни следов, ни свидетелей. Завтра пойдем с товарищем капитаном, еще раз залезем на этот балкон. Но шансов мало. По горячим следам не работали…
– Мог, сволочь, в толпе стоять… Кинул и выскочил к людям, – сказал Жунев.