У нас будет ребёнок! (сборник)
Шрифт:
В 1961 году последние две строчки сняли, а в 2009 году восстановили.
– Прикольно, да? – восхищался Егор. – Это ж как его боготворили, упыря этого.
– Мне слова не нравятся. – Я отдала планшет жениху. – У меня деда репрессировали. Ни за что.
– Бывает, – сочувственно кивнул Егор. – Но нужно соблюдать историческую справедливость.
– Боже ж ты мой, – устало возмутилась я. – Да что же тебя больше интересует – товарищ Сталин или я?
– Ты, а разве нет? – искренне удивился Егор. – Да я о тебе думаю каждую минуту.
Женишок шутил, но я не рассмеялась, а с наибольшей серьезностью призналась:
– Я тоже в шоке.
Пора было подниматься для перехода на Кольцевую линию. Встав рядом с Егором, я держалась за поручень, привыкнув к тому, что чаще всего я выше всех в вагоне, и смотрела на свое отражение в темном окне вагона и думала о том, как выгляжу со стороны. И пока решала, какое впечатление произвожу на пассажиров, услышала девичий голос сзади: «Ох ты! Динозавр!» По вагону прошла волна сдерживаемых смешков. Как же больно было слышать забытое слово, сказанное когда-то Олегом, ставшее приговором нашим отношениям.
Я вышла, стараясь не показать, насколько меня ранило замечание девицы. Вслед за мной выскочил Егор и, согнувшись, засмеялся до слез, аж хрюкая от восторга.
Да, я выглядела именно так – нелепо. Метр девяносто ростом, в спортивной шапочке, делающей голову маленькой и круглой, в куртке-пуховике на огромном животе, в обтягивающих джинсах и в зимних кроссовках сорок пятого размера, купленных моей мамой «на шерстяной носок», – больше ничего не налезало на мои отечные ноги. Действительно, если смотреть в профиль, – динозавр.
Пока Егор радостно заливался смехом, я, глотая слезы, двинулась к эскалатору и слилась с плотной толпой. Егор, все еще продолжавший хохотать, быстро потерял меня из виду. А я шла и шла. Но не в сторону радиальной «Курской», а в сторону Курского вокзала.
Вышла на площадь и автоматически пошла к вокзалу. Телефон в кармане куртки звонил не переставая, и я, не глядя на абонента, отключила его. При мне ничего не было. Ни документов, ни денег, ни сменной одежды, ни зубной-пасты-щетки-мыла, ни даже тапочек, принесенных родителями в больницу. Все осталось в сумке Егора, а сверху вещей там лежало недоделанное свадебное платье.
Мы с мамой часто ездим за грибами в сторону Волоколамска, где есть заброшенный пионерский лагерь «Дружба», еще не окончательно развалившийся. Население в Подмосковье уплотняется трудовым населением, и в оставшихся корпусах лагеря, построенного в восьмидесятые годы, поселилось несколько семей из Туркмении, затем из Узбекистана, а потом между ними начались межнациональные стычки, пожары в корпусах и порча коммунального имущества во время драк.
Руководство завода, владеющего лагерем, разогнало «оккупантов» и наняло сторожей. В течение последних пяти лет я и моя мама, заядлые грибницы, подружились с ними. И скучающие сторожа, из развлечений у которых было только разведение коз в пустующем лагере, резьба по дереву и крохотный телевизор, с удовольствием помогали нам в поиске самых лучших грибов – рыжиков и белых, а иногда и ягод. Мы привозили в качестве подарков мед, копченую колбасу и сусло для кваса. Ничего, крепче молока, чая и кваса все
После сбора грибов мы обычно сидели в сторожке, пили чай или квас, разговаривали о жизни. Поочередно, в зависимости от смены, в которую мы приезжали, мы с мамой, а чаще я одна, слушали о маленьких зарплатах в деревнях, особенностях выращивания коз или непонимании между внуками и бабушкой.
Именно туда меня сейчас и потянуло.
Ноябрь не грибной сезон, но я знала – в сторожке тепло, а под деревянным потолком висят гирлянды сушеных грибов и пучки целебных травок. Воздух чистый и полезный.
В электричке дорожный контроль, в составе двух охранников и двух контролеров, мужчины и женщины взыскательного вида, при виде которых с мест сорвались студенты и несознательные граждане, попросил меня предъявить билет. Я, зная, какое впечатление производит моя двухметровая стать, встала и честно заявила: «С мужем поругалась. Еду к родственникам в Румянцево. Очень хочу кушать и писать, все-таки семь месяцев беременности, но терплю». Из двух контролеров, мужчина тут же ретировался в другой конец вагона, пряча глаза, а женщина, встав на цыпочки, дотронулась до моего плеча и сочувственно проговорила: «Садись, деточка, тебе нельзя волноваться… И это, помни… все мужики козл… Ну, ты и сама знаешь».
До лагеря пришлось идти пешком пять километров, но мне этот путь даже понравился. Я успокоилась и проголодалась. На душе становилось легче. Городской житель, попадая в деревню, в лес или к морю, оказывается в другой действительности. Просыпаются древние инстинкты, по-другому дышишь, по-другому относишься к гигиеническим излишествам и запахам парфюмерии, по-другому смотришь на людей.
Сегодня в сторожке дежурила тетя Рая. Она топталась перед домиком в старых джинсах, в свитере и в безрукавке, скроенной из ватника, кормила злющую собаку Милку. Милка ненавидела всех гостей и всех коз, и особенно козла Лешу. Четыре белые козы, козленок и бородатый козел паслись неподалеку, доедая последнюю осеннюю траву.
– Боже мой. – Тетя Рая разогнулась и развела руки, в одной из которых осталась старая гнутая алюминиевая миска. – Никого с начала ноября не было, а тут сразу ты, да еще и беременная.
– С Егором поругалась, с женихом, – честно призналась я.
– У тебя же скоро свадьба! – вспомнила тетя Рая. – Мне мама твоя говорила, когда приезжала в прошлом месяце.
От радости, что сегодня дежурит именно тетя Рая, а не Борис или Николай, я разулыбалась и честно, с ожидаемым ответом спросила:
– У тебя есть что покушать?
Сторожиха заулыбалась в ответ.
– Проходи в дом, деточка, найдем, чем покормить тебя и твое наследство.
Через пятнадцать минут на столе стояла литровая банка козьего молока, в прозрачном пакете виднелся бородинский хлеб.
– Сейчас… – тетя Рая открыла холодильник. – Сейчас что-нибудь сообразим.
Я голодно смотрела на выставляемые продукты – нежное сало с прожилками, вареные яйца и свиной холодец в полукилограммовой алюминиевой форме. Не сдержавшись, я схватила банку с молоком и выпила половину, после чего срочно побежала на улицу в кусточки.