У нас на балконе

Минчковский Аркадий Миронович

Затем голубь-папа опять прилетел и притащил в клюве никому не нужную голую ветку.

— Делает вид, что он тоже старается, — сказал наш папа и ушел к соседу Анатолию Николаевичу играть в шахматы.

Голубь-папа прилетал каждый день. Как только он появлялся на балконе, голубка покидала ящик, и они вместе клевали пшено и пили воду.

— Пообедать залетел, — говорил Валёнка.

Потом они снова сидели рядом, и голубь опять исчезал, а голубка оставалась одна.

— Неплохая у него жизнь, — сказал наш папа. — Пообедал,

поспал и… гуляй.

— А она сиди, — добавила мама.

Иногда голубка клевала крупу одна. Воробьи ее нисколько не боялись, да она их и не гнала. Наверно, была доброй и не жалела пшена для других птиц.

Случалось и так, что, прилетев, голубь забирал голубку с собой и они покидали балкон вдвоем.

— В киношку полетели, — говорил Валёнка. Теперь уже голубка, видно, не страшилась за своих птенцов. Она спокойненько сидела на месте, когда я или мама меняли воду или подсыпали крупы.

Жульку мы, конечно, на это время убирали подальше, но он и сам утихомирился. Скорее всего, решил, что еще холодно открывать балкон. Ведь у него такая шуба, что ему трудно понять, сколько на улице градусов.

И вот раз, когда я делала уроки, а Валёнка гулял во дворе с Жулькой, мама вышла на балкон и зовет меня:

— Шурик, иди-ка сюда скорее!.. Посмотри…

Я подошла и осторожно выглянула за дверь. Нашу голубку словно подменили. Она стала в два раза больше. И тут я догадалась.

— Это же голубь-папа! Он, да? — шепчу.

— Он. Кто же еще может быть?

— Где же голубка, гуляет?

— Не думаю, — говорит мама. — Скорее всего, она полетела набирать сил. Ведь одним пшеном сыт не будешь.

Когда мы о том рассказали нашему папе, он не удивился.

— Да, да. Я вспомнил, — сказал он. — Голуби высиживают птенцов поочередно, вдвоем, а потом их вместе растят, пока те не научатся летать.

Сообщив это, папа взял газету «Футбол — хоккей» и прилег на диван.

Мы уже не раз покупали пшенную крупу. Воробьев на балкон налетало столько, что подсыпать пшено приходилось по три раза в день. Птенцы всё не появлялись. Я стала бояться, что их так и не будет, но папа успокоил меня.

— Это долгая история, пока они вылупятся, — сказал он. — Голубка, кажется, должна сидеть сорок дней, а кто ее знает, когда она снесла яички.

И всё же птенчики наконец появились.

До чего же они были маленькие и беспомощные! Один клюв и мокрые перышки. Сидя на разломанных скорлупках, они прятались под крылья своей мамы, а когда бывали не укрыты — дрожали так, будто на улице мороз, хотя уже подолгу светило солнце и деревья почти по-летнему зазеленели.

Ну и досталось хлопот маме и папе голубям, когда пришло время кормить детенышей!

Было даже страшно смотреть, как они это делали. Птенцы поднимались на своих маленьких ножках, растопыривали угловатые крылышки и широко раскрывали клюв, а родители им вкладывали в него пищу. Но птенцы, наверное,

еще не понимали, что им нужно глотать, и только разевали рот. Тогда папа и мама голуби проталкивали им еду в горло. При этом они так старались, что казалось, задают детям настоящую трепку. Теперь птенчики, с раскрытыми клювами, с растопыренными и опущенными вниз крылышками, вовсе не походили на голубей, а, скорее, на каких-то крохотных клювастых пеликанчиков.

Ну, случись, мы бы недоглядели и на балкон выскочил бы Жулька! Я этого ужасно боялась, а Валёнка нарочно меня пугал.

— Вот, — говорил он. — Ты как-нибудь прозеваешь, Жулька доберется до ящика. Проглотит твоих голубчиков, и пуха не останется. Это у него запросто…

Валёнка у нас вообще-то ничего, а вредным прикидывается, потому что так ему смешнее. Я визжу, мама спрашивает:

— В чем там у вас опять дело?

А он пожимает плечами:

— Не знаю. Спроси у нее сама, почему она такая глупая?

Во всех квартирах давно вымыли окна, а наши балконные стекла так и оставались в дождевых потеках. Папа, которому тоже надоело ждать, — он так любил выкурить на балконе папиросу, — принес толстую книжку «Жизнь птиц» и стал читать про голубей.

— С ума сойти! — воскликнул он. — Оказывается, пока они начнут летать, пройдет два месяца. Но этого еще мало. Тут написано, как только птенцы оперятся и залетают, родители высиживают вторых птенцов, и, значит, история еще месяца на три.

— Я так и знал, — захохотал Валёнка. — Погодите, они еще и других пап с мамами приведут. Будут у нас на балконе голубиные ясли, а Жулька свихнется.

— Действительно, положение, — вздохнула мама. — Как же мне быть с моими цветами?!

— Да, — сказал папа и захлопнул книжку «Жизнь птиц». — Ничего не попишешь и жаловаться совершенно некуда.

Пришло лето. На улице стало теплым-тепло, а мы не только что на балкон не выходим, но и дверей не отворяем. Свежий воздух идет только через форточку.

Так мы с Валёнкой и не дождались, когда птенцы вырастут и полетят. Мы уехали в пионерлагерь и прожили там две смены.

Когда вернулись, пернатого семейства уже не было. С балкона на всех пролетавших мимо птиц лаял Жулька. Меж прутьев перил цвел душистый горошек, и папа по вечерам, сидя на складном кресле, курил и дышал воздухом.

Мама мне и раньше писала, что птенцы уже выросли и вот-вот улетят.

Новых детей голуби у нас не выводили. То ли поняли, что мешают людям, то ли нашли место побезопасней.

Их никто с балкона не выгонял, но, я думаю, они сами слышали Жулькин лай и только и мечтали, как бы поскорее убраться. А может быть, пес всё-таки когда-нибудь спугнул их.

Теперь, когда я иду из школы и смотрю на голубей, без всякого страха расхаживающих у самых моих ног, думаю, не эти ли, или вот те два, выросли у нас на балконе? Но узнать их, конечно, не могу.