У нас в Техасе кабаны с руками
Шрифт:
Девушка вздрогнула. Она решительно встала, не обращая внимания на разошедшиеся швы. Взяла топор.
– Нет-нет, не надо, - сказал Нобакон и вцепился в рукоять троллева оружия. Он с радостью убивал всяких там рыцарей, много понимавших об себе и своем патроне, но перед этим всегда убеждался, что китэйн потерян для дела революции.
– Ты назвал меня слабой, - прошипела Бьорна.
– Нет. Просто не надо забывать, что все в мире относительно. И сила тоже. Могу я посмотреть твое оружие? Такое оно у тебя красивое...
Троллиха молча протянула ему секиру. Шапка поднял ее.
–
– Простишь ли ты мне мою грубость, о сильномогучая троллица?
– Меня зовут Бьорной, шапка. И вижу, твой язык так же остер, как твои клинки.
– Воистину. Теперь - приляг, отдохни. У тебя зашитое расходится. Кстати, меня прозывают Нобаконом.
Что такое закат в Техасе? Это солнце, которое раскалено докрасна. Облака, хилые и забитые, ползущие так медленно и лениво, будто на работу. Это песок, который того и гляди обернется стеклом. Это кактусы, похожие на молящихся людей. Тогда к этому прибавились двое - троллиха Бьорна и шапка Нобакон.
– Ты всем говоришь свое имя?
– спросила Бьорна.
– Да, конечно.
– А не боишься именователей?
– А ты видишь, я что, меняюсь как-то? Нет, мне плевать. Меня эти фокусы не берут.
– Почему?
– А кто знает?
Бьорна откинула голову на землю, глядя в бескрайний океан неба, которому предстояло стать обсидиановым.
– Я должна доставить тебя к барону как преступника.
– Но ты дала мне свою клятву.
– И я не отступлю, - она принялась стягивать одежду.
– Ты что делаешь?
– спросил Нобби.
– Как - что? Ты же спрашивал, что тебе открыто. Я открываю.
– Нет, не надо.
– То есть - не надо? Я уже для тебя слабая, изнеженная, ты смеешься над моим оружием, и еще ты считаешь меня некрасивой?
Нобакон скептически оценил груду мышц, рекомую Бьорной.
– Я так не сказал. Я имел ввиду прощупать твою верность. Теперь я в ней не сомневаюсь... А кроме того, твой живот выглядит херово. Кстати, где твоя тачка?
– Тачка?
– спросила Бьорна.
– Ну да. На чем ты сюда приехала?
– Я не ехала. Я пришла пешком. По следу химеры.
– Пешком? По раскаленной жаре?
– Нобакон взял щепотку песка и просеял сквозь пальцы.
– Пешком. По ней, - Бьорна легла обратно, все такая же голая.
– Все тролли немного ебанутые, - вздохнул Нобакон.
Квартира Бьорны оказалась уютным и чистым местечком. Нобакон, который давно стал рассматривать постоянное жилье как нечто эфемерное (когда чаще всего спишь на заднем сиденье своей развалюхи, начинаешь мыслить именно так), только облизнулся на царящий всюду порядок. Несколько химерических безделушек явно нокерского происхождения скользили по полу туда и сюда, сметая пыль, хотя сметать, как на взгляд шапки, тут было совершенно нечего. Квартира состояла из единственной студии с большим окном от пола до потолка, выходящим на оживлённую магистраль. Комнату скрадывала от взора автомобилистов завеса из плотного белого тюля. Удобный диван разложен, его
Всю стену над диваном занимала картина некой битвы, в которой одни тролли воевали других. Нобакон аж прицокнул языком от восторга: ибо как только взгляд падал на полотно, фигуры причудливым образом наполнялись жизнью, двигались и рубили друг друга, секли, крошили, а потом Нобби хмыкнул, потому что выражения лиц троллей никак не соответствовали тому, что обычно бывает, когда тебе, скажем, отрубают руку.
– Ничего не понимаю, - сказал Нобакон и указал на полотнище.
– Это все так пафосно и глупо смотрится...
– Следи за словами, шапка, - ответила Бьорна, как всегда, держа голову высоко поднятой.
– Это великая битва за трод Ясной Удачи, когда мы бились три ночи и три дня, земля пела вместе с нашей яростью, небо хмурилось, видя, как славные воины принимают погибель... Деревья вздыхали и разрывались на части, а реки меняли русло, дабы почтить память... И немало троллей приняло смерть с честью.
– И что хорошего в том, чтобы принять смерть?
– пожал плечами Нобакон.
– По мне, так лучше заставлять принимать ее других. Разве нет?
– Все зависит от ситуации.
– Да ну? Кому же лучше, мертвому льву или живой гиене?
– Смерть лучше бесчестия.
– Ой ли? А ты пробовала когда-нибудь умереть?
Бьорна выдержала взгляд шапки, затем подошла к картине и указала на маленькую фигуру, которая, как и Бьорна, обладала черной кожей... В ее руке замер сверкающий топор с двумя лезвиями, на кромке вытравлен искусный лабиринт. Но сколько бы Нобакон не приглядывался, разобрать рисунок не выходило...
– Так ты там была, - сказал он.
– Я три месяца пролежала в коме из-за ран, которые мне причинил Фарбрид Сверкающий.
– Если мне кто-то причинит такие раны, ему точно не жить, - сказал Нобакон.
– Фарбрид порвет на части любого, будь то шапка или тролль. Он - первый молот этих земель.
– Остаётся позавидовать его умениям, - хмыкнул Нобакон. Он прошел к дивану и опустился на него.
– Как твое брюхо?
Бьорна провела рукой над животом и кивнула. Она чувствовала широкую пульсирующую линию там, куда попал клык секача. Но самое неприятное, что придется нести кирасу к нокерам... и как в таких тощих крысках помещается столько желчи?
– Приятно слышать, - сказал Нобби.
– Вижу, на тебе все заживает как... как на тролле, хм. А какого черта твоя кровать жесткая?
– У воина должен быть в голове бой, а не ложе. К тому же для осанки полезно, - сказала Бьорна.
– Кто, интересно, забивает вам мозги этим дерьмом?
– спросил Нобакон.
И тем не менее, он заснул через минуту пребывания в положении "лежа".
Нью-Йорк. Большое Яблоко, в котором полно гнили. И они, вольные китэйны-анархисты, приехали, чтобы ее проредить. Какая-то вытянутая улица в самом центре, сейчас совершенно опустевшая. Посреди дня ее заклубила тьма, словно погасили солнце, замерли машины, окна позакрывались и расточители всех мастей держались от них подальше.