У ночи тысяча глаз
Шрифт:
Но ей предстояло вернуться.
2
— Какой-то мужчина торчит у входа, — сообщила Фредди, заглянув на кухню к матери.
— Мужчина? — рассеянно переспросила Этель.
— Он стоит там уже несколько минут. Наверное, решает, правильный ли ему дали адрес. Очевидно, наша девятка на номере перевернулась и превратилась в шестерку. Ведь я тебе говорила, мама, что номер плохо держится.
— Верно, — вспомнила Этель.
Раздался звонок.
— Это
Господи, как же Фредди непохожа на нее! Помешанная на порядке, она терпеть не могла, когда вещи находились не на своих местах. Ее комната в любое время представляла собой образец аккуратности, и дочь только тяжело вздыхала, наблюдая за тем, с какой безалаберностью мать вела домашнее хозяйство.
Сейчас она неодобрительно смотрела, как Этель рылась в куче бумаг на кухонном столе.
— Ты не собираешься открывать дверь? — спросила Фредди, когда снова зазвонил звонок.
— А ты разве не можешь открыть? Это, скорее всего, посыльный из рекламного агентства. Приехал забрать ноты. Куда же я их задевала?
В последние годы Этель зарабатывала на жизнь тем, что писала музыку к рекламным роликам. Неплохая работа. Во всяком случае, платили прилично.
— Ох, мама, как это на тебя похоже, — еще раз возмутившись беспорядком царившим на столе, вздохнула дочь. — Только он совсем не похож на посыльного. У него даже нет шлема.
— Может, он оставил его на велосипеде, — предположила Этель, — открой, Фредди, пока он не отчаялся и не уехал, — попросила она, продолжая поиски нотных листов.
Через минуту дочь снова появилась на кухне.
— Он хочет видеть тебя, но это вовсе не посыльный.
— Ты спросила, кто он?
— Нет, но выглядит он вполне прилично, — заверила Фредди, — он в костюме, при галстуке и очень учтив.
— Наверное, это мастер по ремонту оконных рам, — предположила Этель.
Многие из них наведывались к ней, увидев ржавые оконные переплеты в доме, построенном еще в 1930 году. От этих людей так трудно избавиться!
— Просто скажи ему, что у нас нет денег, — посоветовала Фредди.
Этель пожала плечами. Как прикажете воспринимать слова дочери? Как совет? Констатацию факта? Жалобу? Упрек? Или все вместе?
Когда-то Этель полагала, что воспитать девочку гораздо легче, чем мальчика. Теперь она понимала, что глубоко заблуждалась.
Этель подошла к двери и, слегка приоткрыв ее, быстро проговорила:
— Послушайте, если вы насчет оконных рам, то они мне нравятся такими, какие есть.
Но речь шла не об окнах, дверях, страховке и тому подобных вещах. Этель поняла это еще до того, как стоявший на пороге мужчина повернулся к ней лицом. Она узнала его спину,
— Ты изменилась, — прозвучал ровный голос, который Этель не могла бы не узнать даже еще через полстолетия.
Ей хотелось сказать ему: «А ты вовсе нет», но она только с трудом перевела дыхание.
Но Ральф действительно почти не изменился за прошедшие годы. Правда, в черных волосах появилась седина, а в углах серо-стальных глаз прорезались мелкие морщинки. Обычно они появляются у людей, которые много смеются. Для Ральфа это не было характерно. Но, может быть, научился с тех пор, как она убежала из «Гнезда чайки» и от него?
Этель с грустью подумала, какой изменившейся, должно быть, она кажется ему сейчас. Ведь они виделись в последний раз, когда ей только что исполнилось двадцать, и у нее было совсем юное лицо и длинные, до пояса, волосы. Знакомые говорят, что она выглядит гораздо моложе своих лет, а короткая стрижка ей очень идет. И все же тридцать два — это тридцать два. И одета она сейчас весьма примитивно: старые джинсы и белая майка.
— Это была твоя дочь?
Вопрос Ральфа вернул ее к действительности.
Ей захотелось соврать, крикнуть. Нет! Нет никакой дочери, и никогда не было. Не существует. Но это было бы нелепо. Артур наверняка рассказывал ему.
— Да, это — Фредерика, — спокойно ответила Этель.
— По имени твоего отца, — вспомнил Ральф, — но похожа она на своего второго деда — на моего отца.
Этель посмотрела на него, как заяц, ослепленный светом фар автомашины. Конечно, Ральф заметил сходство. А как он мог не заметить? Кроме глаз, все остальное у девочки было от Макартуров.
— Я хотел бы сообщить тебе кое-что, — продолжал Ральф, — могу я войти?
Этель отступила, давая ему дорогу. Они прошли на кухню. Комната была довольно большой, в ней оказалось достаточно места для стола и стульев, но она сразу стала меньше, когда мощная фигура Ральфа возникла в двери. В строгом костюме и галстуке он выглядел в ней посторонним.
— Может, присядешь? — Этель ненавидела себя за излишнюю вежливость.
Ральф покачал головой.
— Я ненадолго. Как я уже сказал, у меня имеется сообщение для тебя.
— Я уже знаю. Передавали по радио…
— А Фредерика? Ей что-нибудь известно? — поинтересовался Ральф.
— Я ей сказала, — сдержанно и коротко ответила Этель.
— Ну и что она?
Этель пожала плечами. Она не собиралась врать. Когда Ральф увидел девочку у двери, она не произвела на него впечатления убитой горем. Ну а что в этом удивительного? Ведь она так мало знала Артура.
— Она пойдет на похороны?
— Я не уверена.
Этель об этом и сама еще не думала.