У приоткрытой двериОккультные рассказы
Шрифт:
И развязка оказалось иной, чем можно было предполагать.
Первым заговорил Стэнли.
— Миггс, я торжественно предлагаю тебе покончить эти старые счеты; я уже покончил с ними и, если мое пребывание в Сан-Франциско тебе не нравится, я без промедления перебираюсь на Север.
Не пойми меня ложно; не боязнь дальнейших столкновений руководить мною, нет, а попросту я их бесповоротно не желаю.
Сейчас, минуту тому назад, я понял, что какая-то чертовщина впуталась в наши взаимоотношения и как ни
Взвесь все как деловой человек, и ты признаешь, что я прав.
До самого последнего времени, которое ведь не в счет, нам не в чем была упрекнуть друг друга.
Так в чем же дело?!
Я нахожу единственное объяснение в том, что, должно быть, когда-нибудь, за темной завесой прошлого, мы столкнулись с тобой основательно и теперь нам предлагают опять обломать друг другу рога.
Я кое-что слыхал об этих вещах.
Но ведь нам нет решительно никакого расчета заниматься этим делом.
Я предлагаю, в качестве первых шагов к возврату прежних добрых отношений, выкинуть всю эту накипь из головы, затем помочь друг другу привести себя в человеческий вид, убрать контору и выйти прогуляться на воздух. Кстати, сегодня отличная погода.
Миггс задумчиво посмотрел на Стэнли, затем несколько угрюмо улыбнулся и принял предложенную программу без оговорок.
А в извечной книге людских деяний графа личных счетов Джонатана Миггса и Джона Стэнли в тот же час оказалась перечеркнутой крестообразно.
Отозвание профессора Валори
Вы признаете, что все совершающееся имеет свои причины и что, кроме того, все, что ни происходит, имеет какую-нибудь цель? Да? Ну и отлично, и мы с вами мыслим одинаково, читатель. Но ведь дело-то в том, что поскольку на первый вопрос решительно все ответят утвердительно, то по отношению к другому обнаружится разногласие.
Одни займут скептическую позицию, другие отошлют вас к философам, третьи… но Бог с ними, с этими третьими, четвертыми.
Важно то, что мы с вами смотрим на вещи одними глазами.
А теперь к делу.
Все согласятся, что бывают, по-видимому, совершенно необъяснимые поступки, внутренний смысл которых не поддается поверхностному анализу и перед которыми бессильна повседневная логика.
В этих случаях говорят о безумии, сумасшествии, то есть определяют таким способом непонятную причину, отвечают, хотя и туманно, на вопрос — почему? но не составляют, однако, себе труда спросить — зачем, для чего?
Непонятно — поступок сумасшедшего, ну и дело с концом.
А выходит-то дело «без конца».
Как раз по этой схеме объяснило себе громадное большинство смерть Джиованни Валори, еще довольно молодого, но уже блестяще зарекомендовавшего себя профессора философии.
Богато
Но не угодно ли, какую штуку выкинул этот баловень судьбы!
Дело происходило в Нерви, в том милом тропическом уголку подле Генуи, в апреле, когда главная волна туристов уже отхлынула, а южная природа, улыбаясь им в спину, только что развернулась во всей своей прелести.
Валори прогуливался по узкой, составляющей променад Нерви, полоске земли между надвинувшимися горами и синеющим Средиземным морем.
Променад этот значительно возвышается над уровнем моря и почти на всем своем протяжении обрывист.
Несколько лиц, находившихся на том же небольшом пространстве, увидели, как профессор стремительно повернулся лицом к морю, вытянул перед собою руки, твердой поступью сделал те несколько шагов, которые отделяли его от обрыва и, как бы продолжая идти, шагнул затем уже в воздух.
Из среды видевших эту сцену вырвался крик ужаса; но сам профессор не издал ни звука, пока падал и когда упал, ударяясь головой о выступ скалы. Высота падения была не особенно значительна и, если бы не это последнее обстоятельство — удар виском о камень — прыжок, возможно, и не был бы смертелен.
Происшествие вызвало сенсацию.
Кое-кто из родных искренно опечалился; ученый мир выразил соболезнование; газеты получили лишнюю порцию материала; люди поговорили и все понемногу затихло, поволоклось волной новых событий, которые неустанно выбрасывает океан жизни.
Валори оставил все свои дела в полном порядке и, как ни доискивались причин его смерти, самоубийства, вернее, ничего подходящего не оказалось.
Пришлось, за неимением лучшего, отнести этот необъяснимый поступок к следствиям внезапного умопомешательства.
Но, право же, это забавно! Здоровый, свободный во всех отношениях от каких бы то ни было забот, тревог, опасностей профессор, еще чуть ли не вчера с изумительной четкостью излагавший свои мысли на кафедре, вдруг взбеленился и ни с того, ни с сего прыгнул в бездну, прыгнул неведомо зачем.
Горячий защитник в своих метафизических умозаключениях целесообразности всего совершающегося совершает сам величайшую, по-видимому, нецелесообразность!
Вы чувствуете, что здесь что-то неладно и бессилие обычной попытки заткнуть зияющую логическую дыру ссылкой на внезапный припадок умопомешательства очевидно, особенно для нас, согласившихся, что все происходящее не только причинно, но и целесообразно.
Я имею возможность пролить некоторый свет на это столь загадочное происшествие.