У рыбацкого костра
Шрифт:
Возможно ли? Панчо бросился на середину мостика. Но нога его скользнула по грубо обтесанному бревну, он покачнулся, потерял равновесие и схватился за перила. В этот момент мочку его уха пронзил острый укол.
Сначала толстяк не понял, что случилось, и дернул удочку, чтобы насадить приманку, и тут почувствовал, как что-то крепко вонзилось в его ухо. Крючок, который вначале только задел за мочку, сейчас, при рывке, впился всем своим острием уже в нежный хрящ. Раздосадованный Панчо попытался вытащить крючок, но при каждом движении тот впивался все глубже и глубже. Словно назло солнце наконец освободилось от мрачной завесы облаков, вырвалось на свободу и засияло
Он не вытирал слез. Плакал с каким-то злым наслаждением, будто слезы могли хоть немного смыть накопившуюся горечь. И вдруг он ударил себя по лбу: «Как я не догадался сразу?» Быстро вытащил нож и трясущимися руками перерезал тонкий поводок с крючком. Пусть сидит в ухе! Освободившись от крючка, удилище свободно выпрямилось.
Панчо сошел с мостика, спустился к самой воде, привязал новый большой крючок, нанизал на него кузнечика и забросил. Еще при падении в воду кузнечика голавль выскочил из своего укрытия. Ничего подозрительного он вокруг не заметил. Рыба спокойно схватила аппетитное зеленое тельце, мгновенно почувствовала предательский укол, но было уже поздно. Крепкая нейлоновая леска неумолимо тянула к берегу. Все же голавль сразу не поддался. Он попробовал увильнуть в прибрежные камни. Ничего не вышло. Потом, когда почувствовал, что летит к берегу, он снова попытался оторваться, сделал отчаянный рывок в сторону. Но рыболов с неожиданным проворством бросился в воду и выгреб добычу руками, ногами и всем телом. Затем схватил голавля под жабры и, что-то несвязно бормоча, со счастливой улыбкой опустил в кошелку. Рыба была настолько велика, что из кошелки остался торчать наружу хвост.
С куртки Панчо, с его штанов, с рукавов стекали струи воды, но он не обращал на это внимания. Нацепил другого кузнечика и снова забросил…
Но великодушие природы кончилось. Снова начал моросить дождь. Маленькое белое перышко - поплавок на середине бочага - не шевелилось, а дождь все усиливался. Наконец рыболов решил возвращаться. Он рисковал опоздать уже и на вечерний поезд.
Друзья встретили его шумными возгласами. Пока он заканчивал свой рассказ, эхо донесло отдаленный гудок паровоза.
В поезде уселись они кое-как, все на одной скамейке. Ритмичное постукивание колес и накопившаяся за день усталость быстро убаюкали Панчо. Его друзья, полные энергии после долгого отдыха, шумно рассказывали курьезную историю с ухом Панчо, а пассажиры со снисходительным любопытством вглядывались в большого бородатого ребенка, занявшего половину скамьи. Он со счастливой улыбкой прижимал кошелку, из которой высовывался хвост голавля. Ребенок сладко похрапывал, не чувствуя необыкновенной серьги, засевшей у него в ухе…
‹№ 15, 1960)
Перевод с болгарского В. Потемкиной и Б. Хромушкина
Ежи Путрамент
Худжирт
Из книги «С удочкой по четырем континентам»
Монголия -
Легко себе представить, как окрылили меня такие известия. Я стремился в Монголию как в рай. Но на деле все оказалось куда сложнее. Выяснилось, что уже целый месяц непрерывно идут дожди. Реки стали, мутными, пенящимися, а ведь в мутной воде верховые рыбы не идут на блесну - они ее попросту не видят…
Тола
Мутная и пенящаяся Тола с ревом летит вперед. На берегу - несколько человек ловят на донки: коротенькая леска с большим грузилом, на крючке - червяк. Забрасывают прямо в водоворот. Понятия не имею, как они чувствуют, взяла ли рыба?
Разглядываем улов. Три сорта рыб: хариусы - маленькие, сантиметров по пятнадцать - от наших отличаются фиолетовым отливом чешуи; чебаки - что-то вроде ельца или язя, сероватые, тоже маленькие. И наконец, ленки. Цветом похожи на форель, такие же бурые и пятнистые, но на боках несколько больших ромбовидных розовых пятен. Да и рыло совсем другое, низовое, то есть с выступающим, как у подуста, носом. Эти - покрупнее, сантиметров по двадцать пять.
Их вид оживил во мне надежду. Забрасываю блесну под нависшие кусты. Ничего. Спускаюсь, помахивая удилищем, прохожу мимо скалы. Ничего. Влез по пояс в ледяную воду. Опять ничего.
Я уже оказался ниже рыболовов. Наступает вечер. Река разлилась широко, но здесь мелко. Сам не осознавая как, чувствую, что на крючке рыба. И совсем не сопротивляется. Мгновение - и она на берегу.
Ленок! Всего тридцать сантиметров и около четырехсот граммов весом. Но красивый, коричневый, розовые ромбы выразительны, как печати. Съедаем его на ужин. Мясо менее деликатесное, чем у форели, но все же вкусное.
Из-за ленка я несколько раз в течение своего пребывания в Улан-Баторе отправлялся к Толе. Но напрасно. До самого конца я здесь так ничего и не поймал. Любезные хозяева утешали меня, говоря, что в столице всю рыбу выловили дипломаты, что впереди Орхон - большая река… Но проходило время, ежедневно - дождь, снег, град, а сколько дней у меня еще осталось?
Орхон и Хануйн-Гол
Шофер Сандардорж обещает мне чудеса в реке Орхон, около древней столицы Чингисхана Хар-Хорум, или, по-нашему, Карако- рум.
Переводчик Тумурбат рыбу никогда не ловил, но все же взял с собой удилище, миллиметровую леску и пару блесен «Байкал», по слухам, самых подходящих для тайменя.
К вечеру приезжаем в колхоз Орхон. Река рядом. К сожалению, такая же мутная. Когда мы выходим на берег, солнце уже садится. Ужасающие тучи комаров. В жизни не видел ничего подобного! Не помогает даже крем «Тайга».
И конечно - никакого улова.
Итак, Орхон тоже подвел. Разочарованный еду на следующий день в Булган. Горы, долины. Сандардорж заблудился, меня не слушает, на очередной развилке не сворачивает влево, а едет прямо. В результате оказываемся в сомоне Бурэн. Пару десятков изб, несколько юрт.
Рядом с сомоном - небольшой ручей шириной метра в три. Вода в нем чистая. Проезжаем еще два километра. Вдоль ручья появляются небольшие деревца. Располагаемся на обед. Пока шофер открывает консервы, я бегу к ручью.