У рыбацкого костра
Шрифт:
Мы удобно устраивались в укромных местах на берегу реки. На высокой горе вблизи был расположен королевский замок, на большом расстоянии вокруг которого запрещалось ловить рыбу. Но это никогда не смущало ни моего дедушку, ни его бессменного спутника. И форель, как нарочно, проскальзывала сквозь все препятствия, воздвигнутые в королевском заповеднике, и устремлялась прямо к излюбленным местам, где ее терпеливо дожидались дедушка, отец Лоренцо и другие рыболовы окружных деревень.
Места здесь изумительно красивые. На горизонте высится цепь альпийских гор, простирающаяся вдоль границы
Но все наше внимание было сосредоточено на рыбацких снастях, и мы часами могли хранить гробовое молчание, лишь бы не спугнуть рыбу. Зато дома, пока бабушка возилась с уловом, приготовляя из него вкусные блюда, не прекращалась беседа, а иногда возникали и горячие споры. Дедушка и монах без устали и подробнейшим образом разбирали каждое, казалось бы совсем незначительное, событие на рыбалке…
…Прошло несколько лет, и я стал обучаться в ближайшем городке ремеслу парикмахера. По выходным дням, которые приходились на понедельник, я обязательно навещал дедушку и вместе с ним отправлялся на рыбную ловлю. Но первым делом я брил бороду старику. По этому поводу он всякий раз с притворным ужасом жаловался отцу Лоренцо:
– Чтобы научить внука брить бороду, мне приходилось терять больше крови, чем я терял, будучи артиллеристом на войне…
Потом мы отправлялись к излюбленным берегам Джессо…
Однажды я задержался в городе и пришел к дедушке позже обычного. Он уже возвратился с рыбалки и был в прекрасном настроении: ему удалось поймать форель весом более килограмма.
– У зеваки такая форель обязательно сорвется с крючка или выскользнет из рук. Рыбу надо уметь ловить. Вот, полюбуйся, какая красавица…
После обеда дедушка, по обыкновению, прилег отдохнуть, а бабушка - ей было уже за восемьдесят - принялась убирать со стола. Вдруг мы услышали глухие хрипы и торопливо подошли к постели. Старик был бледен и не мог выговорить ни слова. Я тут же побежал за деревенским доктором. Он осмотрел дедушку и сказал:
– Зовите нотариуса, если ему нужно оставить завещание, и священника, если он верующий. Мне тут делать нечего.
Нотариуса вызывать не было надобности, дедушке нечего было завещать наследникам. Но бабушка, набожная католичка, решила позвать священника. Умирающий яростно затряс головой, но бабушка, желая хоть перед смертью мужа авось да примирить его с господом богом, настояла на своем и вызвала отца Лоренцо.
Перед приходом монаха дедушке как будто стало немного лучше. Он ласково посмотрел на меня и с трудом выговорил:
– Завтра пойдем… на такое место… Никто… никто еще не знает…
– Обязательно пойдем, дедушка…
В это время, задыхаясь от быстрой ходьбы, появился отец Лоренцо.
– Что с тобой, друг мой?
– воскликнул он еще от двери.
– Ведь только сегодня мы так славно порыбачили…
Дедушка открыл глаза. На миг я заметил в его взгляде хорошо знакомые мне насмешливые искорки заядлого шутника.
– Исповедовать меня пришел?
– вдруг спросил
– А уговор наш помнишь…
– Бог с тобой, что это ты говоришь, друг мой… Мы еще с тобой не один раз половим рыбу.
– Ты… женатый, - вдруг ошарашил монаха дедушка.
– Ты не узнал меня, друг мой. Я - отец Лоренцо… Твой приятель… Мне ли преступать обет?!
– в ужасе воскликнул монах.
Надо сказать, что католические священники и монахи дают обет целомудрия и остаются неженатыми всю жизнь. Но дедушке, да и всей деревне, были известны монашеские шашни… Далеко не безгрешен был отец Лоренцо…
Дедушка будто и не заметил ужаса отца Лоренцо и продолжал:
– Ты отвечай… Женатый ты или нет…
Вероятно, только я один уловил иронию в голосе умирающего.
– Конечно нет, - с обидой ответил монах.
– Нет. Значит, бесплодно коптишь мир, - будто впервые узнав об этом, выдохнул дедушка и почти твердо отчеканил: - Ну, у хЬлостяка я исповедоваться не хочу. Будь он даже отличный рыболов.
Это были его последние слова. Но бабушка все же устроила ему сугубо религиозные похороны. Хоронить старого рыболова пришла вся округа. Был здесь и отец Лоренцо, простивший покойному его последнюю шутку…
Не знаю, удалось ли дедушке поссорить его с господом богом, но помирить старика с церковью не удалось никому.
‹№ 11, 1959)
Перевод с итальянского Б. Шлейфера
Максим Наимович
Серьга
Поезд высыпал на маленькую платформу с десяток пассажиров и, словно раздосадованный тем, что его заставляют останавливаться на какой-то незначительной станции, протяжно засвистел и тронулся дальше.
Люди, подождав, когда исчезнет за поворотом последний вагон, блестящий от дождя, побежали к свежеокрашенному деревянному навесу.
С утра моросило. Небо неутомимо низвергало мелкую, почти невидимую пыль. Она медленно пропитывала одежду людей, и, казалось, проникала до костей, и вызывала озноб.
Большинство пассажирова были местными жителями. Подняв воротники суконных пиджаков, они побрели по грязному шоссе к своим домам.
На перроне осталось только четыре человека в спортивной одежде, с рюкзаками на спинах и удочками в чехлах.
– Ну а теперь что?
– спросил один из них, после того как несколько раз прочел расписание, нацарапанное крупными кривыми буквами на доске, которая когда-то претендовала на черный цвет.
– Что же теперь?
– отозвался высокий полный мужчина с поднятым капюшоном своей брезентовой куртки.
– Пошли и мы к селу. Посмотрим реку. Если вода мутная и крутит, то возле моста есть корчма. Переждем там, пока дождь перестанет. Не будет же он лить весь день!
– Там будет видно, что делать дальше, а сейчас надо идти. Панчо, эй, Панчо!… Давай, пошли!