У состоятельных – свои проблемы

Койфман Александр Абрамович

На каждом этаже моего дома по четыре-шесть комнат. Три окна жилых комнат второго и третьего этажа глядят на нашу скучную улицу. Остальные окна комнат и туалетов – во двор. Салон в центре второго этажа вообще не имеет окон. На втором этаже относительно большой – в два окна – кабинет-библиотека и три спальни. О салоне в центре этажа я уже упоминал. Когда весь дом перешел в наше владение, мы две спальни с окнами во двор объединили, создав спальню и будуар-санузел для Мари. На третьем этаже разместились зал для игр, детские комнаты и две спальни. Первый этаж содержал когда-то кухню, прихожую, кладовую, комнату для гостей и комнаты прислуги. Позднее одна из комнат прислуги была преобразована в ванную,

вторая в мастерскую. Туалеты были на всех этажах. В середине XIX века это был весьма приличный дом, возвышающийся, как баронская башня, над одно-двухэтажными соседями. Но в XX веке семья предпочитала жить в Бургундии; дом в Париже был временным пристанищем, когда кто-то из семьи наведывался в Париж. Для нас с Мари, тем более для меня одного, дом был всегда более чем достаточен. На третьем этаже не обжита ни одна из спален. Я сплю на втором этаже в своей спальне рядом с кабинетом. Бывшие две комнаты Мари на втором этаже закрыты, все в них сохранено в том виде, в каком они были при жизни Мари. Часть библиотеки перекочевала из кабинета в салон.

По приезду в Париж получил, казалось бы, неприятные сведения из издательства. Достаточно известный критик разгромил мой последний роман. Вроде, нужно бы переживать, возмущаться, как-то публично реагировать, но я, наоборот, посчитал это хорошим знаком. Пусть многое ему не понравилось в романе: чрезмерная детализация окружавшего героев фона, замедленность действия, описания переживаний героев по ничтожным, по мнению критика, поводам: изменам, необязательностью партнеров, нарушениям обязательств. Смешно, но он обвинил меня и в незатронутости темы зеленой повестки, борьбы с всемирным потеплением. Зато меня обрадовало упоминание «измен». Ведь это именно то, что привлекает читателей, и вставлено мной именно для этого. Действительно, продажи пошли вверх. Меня не волнует – больше будут отчисления на мой счет, или они будет нулевыми. Но для отношений с редакцией – хороший знак. Слишком часто мои опусы не удостаивались внимания критиков.

Что это? С возрастом приходит опыт, более глубоко освещаю выбранную тему, или хоть немного научился «работать на публику». Хорошо ли это – поддаваться, хотя бы частично, моде? Для какого читателя я пишу? Ведь начинал писать только для себя. Долго ли я еще смогу писать? Когда выдохнусь, когда мне все это бумагомарание надоест? Правильно ли, что после смерти Мари я замкнулся в работе с компьютером в двух точках: в доме на улице Симоне и в Бургундии. Даже поездки к Белле были для меня только источником впечатлений для очередного опуса. Что, к Натали меня влечет только желание сформировать для очередной книги образ современной работающей женщины? Наверное, у меня не хватает жизненных впечатлений, может быть, поэтому я уделяю такое внимание антуражу? Не зря критик порицал меня за это.

А что делать? Джо тоже как-то критиковал меня, советовал выходить в жизнь. Тоже мне советчик – сам сиднем сидит на своей вилле. А в последнее время даже не упоминает по телефону о своих дамах. Возможно, в связи с отсутствием таковых. И что, продолжать свои писательские опыты? До какого возраста? Пока пальцы могут нажимать на клавиатуру, пока мозги еще шевелятся? Мари ушла от меня в 64 года, ее брат Антуан и его жена еще раньше. Сколько лет осталось жить мне? Жаль, что мы с Мари не усыновили или удочерили ребенка. Теперь слишком поздно… Такие неприятные мысли.

Позвонил Джону, спросил, как у него дела. Не отвечая, он поинтересовался, как мои дела с Натали. Какие дела? Если я и вспоминал о ней, то только вороша в памяти поездку, как одно из происшествий. И почему я должен думать о Натали? Так и заявил Джону, что ничего сообщить ему не могу. В свою очередь съехидничал:

– Так это ты заинтригован

появлением Натали? Хочешь, дам ее телефон. Звони, расспрашивай, интересуйся новостями, приглашай в гости.

– Брось, Влад, я же по-дружески, а ты сразу на дыбы. Расскажи тогда о своих литературных успехах?

– Какие тебя интересуют? Изругали мой роман, опасаюсь, что издательство придется менять, хотя я полностью оплачиваю и всю подготовку, и тираж.

– Не понимаю! Я ведь читал два твоих романа – на мой взгляд не хуже знаменитых романов, которыми нас пичкали в школе.

– Вот именно! На уровне середины или конца XX века. Но сейчас никто не читает произведения былых знаменитостей, разве только в сборниках описания сюжетов. Я ведь не комиксы пишу, не фэнтези. Читателей могу найти только среди пенсионеров. Но кто из них вообще что-то читает. Ты, когда купил книгу в последний раз?

– А я и не покупал. Ты мне сам подарил первые твои романы.

– Ну да, зачем тебе покупать, ведь в вилле, когда ты ее купил, была неплохая библиотека. Теперь пылится у тебя.

– Не обижай мои шкафы, они у меня застеклены, пыль не проберется.

– Вот-вот, ладно, записывай телефон Натали.

И опять я один. Сижу думаю – о чем, сам не могу сообразить. Мысли ползают бессистемно. И совсем неожиданно – звонок Натали.

– Добрый вечер, Владимир. Это вы дали мой телефон Джону? Он звонил, рассказывал, что без вас ему грустно. Предложил, чтобы я подействовала на вас, уговорила прилететь на выходные.

– Странно, да, я только что разговаривал с ним. Меня он не приглашал. Возможно, хочет увидеть вас.

– Глупости, что мне там делать. И вас я отнюдь не собираюсь уговаривать полететь во Флоренцию. У меня здесь проблем полон рот.

– По новой книге? Тяжело редактируется, или вы уже к переводу приступили?

– Начала редактировать, и это не просто, редактировать профессиональный текст. Но не в этом дело. Лесси пошла работать, ей нравится, что появились деньги, за которые не нужно отчитываться передо мной, говорит, что берет академический отпуск. Видите ли, ее Пауло выгнали с работы, теперь у них нет денег даже на сигареты ему.

– Они у вас живут?

– Конечно, где же им еще жить? Теперь я вынуждена готовить на троих, совсем мало остается времени на работу. Да еще и эта непрерывная музыка… Пауло любит днями и вечерами слушать музыку, современную, дикую. Как тут поработаешь?

– Да, ситуация не очень приятная. Я бы их отправил снимать себе жилье, какую-нибудь студию на последнем этаже.

– Спасибо за совет! Вы бы так поступили со своей дочерью?

– К сожалению, нет у меня дочери, вы это прекрасно знаете.

– Будете давать такие советы, когда у вас дочь появится.

И прервала разговор. А я сижу в недоумении. Зачем она звонила? Что хотела сказать этим звонком? Может быть, мне следовало предложить помощь ее дочке? Нет, не повесить себе на шею эту парочку – дать им деньги на съем жилья. Не так уж много это стоило бы.

Натали

18.06.2022. Нет, как можно работать в таких условиях? Только утром, когда Лесси уже ушла в магазин на работу, а Пауло еще спит, я могла вчитываться в хитросплетения наукообразного творчества Мариани. Потом начинаются мои мучения. Сначала Пауло шарит на кухне, стучит дверцами холодильника, открывает и закрывает дверцы шкафов, стараясь найти и сожрать что-либо съестное. Потом возвращается в комнату Лесси и включает телевизор. Телевизор орет, так как Пауло гуляет по каналам музыки, выбирая самые громкие и безобразные мелодии. Мелодии, которые даже странно так называть. На мой взгляд, это просто какофония. Если я делаю по этому поводу замечание, Пауло искренне возмущается: мол, как можно не любить такую отвязную музыку.