У стен Ленинграда
Шрифт:
— Ну, показывай, где ваше гнездо, да мне пора двигаться к себе, сказал дядя Вася.
Ночь была холодной, морозной. Дул сильный ветер.
Темнота, словно нехотя, уступала место призрачному свету наступавшего утра.
Мы вошли в окоп и остолбенели: на земле, распластав руки в стороны, в луже крови лежал Ульянов. Я бросился к нему. Сердце не билось, он был мертв. Дядя Вася поднял с земли Лешину шапку и, сжимая ее в своих больших ладонях, простонал:
— Алеша, дружок, как же это, а? — На глазах Ершова блестели слезы, в горле что-то
Я бросился к амбразуре: на бронированном щитке пробоин не было. Ершов подал мне пустую гильзу от автомата. Руки его дрожали. Он поднес шапку к свету и подозвал меня:
— Дело ясное. Алексей убит выстрелом в затылок. Глянь на шапку.
Я хотел взять тело друга на руки, но Ершов остановил меня:
— Алешу трогать с места нельзя. Пойдем.
Мы не успели пройти и двух поворотов, как увидели бегущего к нам навстречу Андреева.
— Где Алексей? — задохнувшись от волнения, спросил сержант.
— Ульянова больше нет, — дрогнувшим голосом ответил пулеметчик.
Я не мог выговорить ни слова: что-то сжало мне горло, стало трудно дышать.
Андреев покачнулся, словно от удара кинжалом, и, прислонясь спиной к стенке траншеи, прокричал:
— Леша! Дружище, во всем виноват я!
Сержант молча указал рукой в нейтральную зону. Я увидел на снегу человека в маскировочной куртке.
Левая нога его была согнута в колене, а правая так и осталась выпрямленной.
Мне показалось, что мы молчали очень долго. Я смотрел на Андреева. Он был в отчаянии. Слезы текли по его бледному лицу.
— Кто же это? Как все это произошло? — - спросил наконец Ершов.
Анатолий провел рукой по лицу и прерывистым от волнения голосом сказал:
— Алексей ушел в свой окоп, а я задержался возле пулеметчиков, чтобы покурить. Спустя некоторое время послышался выстрел. Я думал, что это стреляет Ульянов. А когда вышел в траншею, увидел человека, уползающего от снайперского окопа. Он полз быстро, оглядываясь по сторонам. Я подумал, что это Леша заметил нечто важное и спешит нам сообщить. Побежал навстречу, но человек исчез. Вдруг тот, кого я принял за Ульянова, показался метрах в тридцати и выстрелил в меня из пистолета, но промахнулся: пуля задела рукав. Я отбежал в укрытие.
— Лицо его ты видел? — спросил я.
— Нет, оно было закрыто марлей от капюшона. Я стал ждать, когда он появится. В это время услышал винтовочный выстрел в глубине нашего расположения. Чтобы узнать, в чем дело, я побежал к пулеметчикам. Здесь узнал, что кто-то пытался пройти нейтралку, но был убит… Вот и все…
Я кинулся к телефону, чтобы сообщить Круглову о случившемся, но не успел выйти из траншеи, как на нас посыпались вражеские мины.
— Видишь, что они вздумали? — сказал Ершов. — Под прикрытием минометного огня подобрать убитого. Нет, мы эту тварь вам так просто не отдадим.
Со стороны противника застрочили станковые и ручные пулеметы. Завязалась горячая перестрелка. Когда все утихло, возле беглеца на снегу были видны трупы немцев.
—
Мы закурили.
На душе было тревожно. Все товарищи стояли на своих местах хмурые.
Днем к нам пришел Круглов с незнакомым лейтенантом. Командир был бледен.
Он ни словом не обмолвился о гибели Ульянова, но было видно, что эта смерть его потрясла. Ольхов сидел у стола понурив голову, пальцы его рук то и дело перебирали кромку полы шинели. В расположении взвода не оказалось его заместителя Николаева.
С наступлением темноты мы унесли тело Ульянова в тыл и там похоронили со всеми солдатскими почестями.
Круглов попросил меня и Ершова прейти к тому месту, откуда беглец вышел из траншеи.
У насыпи железной дороги кто-то из наших бойцов короткими очередями из ручного пулемета вел обстрел переднего края немцев.
Это был сержант Андреев. Подойдя к нему, Круглов положил ему руку на плечо.
— Темно, товарищ командир, плохо видно, но я все время обстреливаю то место, где он лежит… Товарищ старший лейтенант, — продолжал Андреев, разрешите мне его притащить в нашу траншею. Ведь я виноват в смерти Алексея.
— Кто виноват — разберемся… А как вы думаете это сделать?
— По-моему, лучше не ожидать глубокой ночи. Я мигом доползу и унесу его.
— Хорошо. Только не один и об этом — никому ни слова.
Круглов взял из рук Андреева пулемет, а нам приказал одеться в маскхалаты и быстро возвращаться. Когда мы вернулись, командир роты сказал:
— Поручаю вам важное дело. Андреев с Ершовым идут впереди, а ты, — он обратился ко мне, — остановись недалеко от того места, где лежит убитый, и оттуда наблюдай. Возможно, придут немцы. Выполняйте только то, что прикажет Ершов. Я сам буду следить за огнем с нашей стороны.
Ершов и Андреев перепрыгнули через бруствер и быстро уползли. Я проверил автомат, наличие гранат и последовал за товарищами. Полз быстро, разгребая руками обледенелую корку снега. До боли в глазах всматривался в темноту, но дальше пяти шагов ничего не видел. Я знал, что враг неотлучно следит за нейтральной зоной, и, если увидит или услышит нас, живыми нам не уйти. Пересиливая страх, я упорно' пробирался к намеченной цели. Трудно передать словами то, что пережили мы за эти полчаса в нейтральной зоне.
Подползая к убитому, я видел, что мои товарищи уже лежат с ним рядом. Вот дядя Вася достал из рукава простыню и укрыл труп. Андреев взвалил себе на спину закоченевшее тело и быстро пополз обратно. Ершов остался лежать на прежнем месте. Я не знал, что ему еще было приказано, ждал его сигнала и прислушивался к стону, который слышался где-то близко.
Ершов лежал без движения. Я подумал, не убит ли он. «Но если его задела пуля, он изменил бы свое положение», — успокаивал я себя, продолжая ждать его сигнала.