У стен Малапаги
Шрифт:
Слушал с любопытством. Неподдельным и был заинтригован. Он это почувствовал и увлёкся. Говорил долго. Впервые в жизни. В первый и последний. Сидел и думал о счастливом кошмаре жизни. Думал отстранённо, почти равнодушно.
Вернулся под утро. Солнечное и без дождя. Облака покинули небо. Светло, лёгкий холодок, и воздух свежий. Коньяк и чашка крепкого прояснили извилины. Сел за письменный и попытался. Описать первое впечатление и включить в будущую. Книга будет. Не сомневаюсь. Ещё одна. Из жизни замечательных. Глупо, но когда свербит.
Начал
Цвет странный. Напоминает испанского грека. Подумал и добавил: синий цвета индиго. Густой и непроходимый. Без просвета и зазора. И одновременно изменчивость, подвижность, текучесть.
Написалось неожиданно и ни к чему. Связи не заметил. Задумался. Неприятно, когда не улавливаешь и не понимаешь. Как-то невзначай неуютное чувство прошло. Недоумение улетучилось. Какое-то время понимал, что сижу за письменным, но не контролирую и пребываю в грёзах. Затем и этот остаток реальности исчез.
Очнулся. Где-то побывал. Отключился и побывал. Но где? В разных. И видел. Не то рай, не то ад. Определить не смог. И то, и другое. Испытываешь несовместимые и одновременно. Остаться не пожелал. Была возможность и предлагали. Без права возвращения и навсегда. Блага гарантировались, пожизненно. Последняя, впрочем, не предполагала завершения. Стало не по себе, и в озноб от одной мысли. Отказался, сославшись на семейные и обстоятельства. Не имею ни того, ни другого, но сошло.
Помню, были цветочки, клумбы с бордюром. Мох и васильки. Воздух плотный и овладевает дремота. Немного сладковат и дурманит. Лучше побыть с моими, лёгкими и крылатыми. Мимолётны, конечно. Но тем драгоценнее.
Смутно, но были. Никем и никогда. Словно существовавшие от века. Строчки без. Вынес оттуда. Не сам же. Не умею. Смысл отсутствует. Связи никакой. Никем не читанные, никем не сочинённые. Безмолвная, глухая синева. Выстраивались и распадались. Жили мгновение. Красоты необыкновенной и невозможной.
Сколько прошло, не помню. Туман и видения. Свихнувшегося пастора. Не свойственно. И вынырнул. Неподъёмная, невыносимая усталость и отупение идиотическое. Всё. Прибыл. Конечная и выходить. Давно грезилось и часто. Но смутно и воспринимал как шутку, избыток и завиток. Отбрасывал, не настаивая. Теперь отчётливо. Вещь не сложная, и подготовился давно и на всякий.
Несколько изумился равнодушию и невниманию к собственной. Приготовил, не торопясь. Рассеянно и в задумчивости. Не рано ли? Тот? Или ошибся и не угадал. Иди угадай, сегодня или вчера лучше было. Синий цвета индиго. Вспомнил. Показалось, давно и в другой.
Однако не отвлекаться. Варианты разные. Возможностей много и все доступны. От идо. Решился,
Хотя пора. Никогда не знаешь. Но вроде. Устал. Да и смысл в продлении? Не просматривается и не вижу. Всё уже было. Большего не предвидится. Да и зачем? И что? Не хватает воображения.
Подержал на ладони. Симпатичная, удлинённой формы, гладкая на ощупь. Приятно взять в руку. Аккуратно вернул обратно, где пребывала до. В ящик письменного. Повернул ключ. Налил в стакан коньяку. Стакан гранёный, коньяк «Греми». Редкость по нынешним. Сохранился с тех, благословенных. Без проблем и единогласно. Может быть, завтра? Воскресный день. Посмотрим. Прошедшее всё равно не отнять, и минус не сделать. Есть и уже не оставит.
Затенённый
С чего начать? Долго думал. Не знаю. Теряюсь. Вдруг налетело. Сказало: начни с этого. Вовсе не хотел. Но не зависит. Раз указано. Всегда послушен и подчиняюсь. Есть внутренняя, но зачем на публику. Кому интересно? У всех заботы. Понимаю и воздерживаюсь. Свои не навязываю, всегда против.
Повторяю, налетело, и вспомнил. Одно лето. Давнее. Отдыхал с подругой. На берегу озёр, в чащах лиственных и хвойных. Средств никаких. Одни чувства. Выяснилось, не кормят. Построили шалаш, браконьерничали. Ловили рыбу сетью. К тому же ягоды. О грибах не говорю. Не успевали съедать. Хотя были молоды и аппетит не покидал.
Одна тётка, — имя было, но забылось, — раз в неделю привозила хлеб и прочую мелочь из сельского гастронома или сельмага. Приплывала на лодке. Браконьерша была — не нам чета. Выпивали с ней, но немного. Бутылку на троих и без продолжения. Так договорились. Никаких других услуг. Не платили. Нечем и незачем. Вознаграждали общением.
Сейчас наоборот. За всё плати. Не было, не сделано и не просил, а плати. За что, почему? Не интересует. Ещё ходишь, дышишь? Вот и плати. Другая эпоха. Был не готов к переходу. Оттого и грущу по прошлым. Возраст ни при чём. Люблю тот, что есть.
Комары, конечно, ели. Едуть, едуть, комары едуть, — говорила браконьерша. Но это нас. Её отвергали и не прикасались. Своя, местная. Не было интереса. С подругой разошлись. Удачный брак и отъезд на Гаваи. Считаю, повезло, и не жалею. Нашёл счастье на месте и доволен. Ходить далеко не следует. Всё равно получишь, что суждено. Но помню. Не зависит. Потому, само по себе. Хочешь, не хочешь — остаётся. Да и не спрашивает.
Одуванчики были огромные, как зажжённые фонари. От фонарей холод и городской пейзаж. От одуванчиков тепло и сельская местность, в озёрах и перелесках листвы. Вспоминать не надо, ни к чему, но, — повторяю, — не зависит.