У стен столицы
Шрифт:
За Солнечногорском, в небольшой деревеньке Комаровке мы встретились с частями 64-й отдельной морской стрелковой бригады. Деревня наполовину была сожжена. На улице лежали трупы гитлеровцев. Вдоль дороги застыли подбитые немецкие машины, броневики, валялось вооружение и имущество. В оставшихся домах были настежь распахнуты двери. На всем, куда бы ни кинул взгляд, лежала печать поспешного бегства врага.
В центре деревни меня остановил чей-то знакомый голос:
— Товарищ
Я оглянулся. Ко мне бежал розовощекий лейтенант. Он был одет в полушубок и валенки. Это оказался Гаврилькевич, бывший воспитанник Тихоокеанского высшего военно-морского училища. Мы обнялись. Он сообщил, что командует батареей противотанковых пушек.
Мимо нас провезли минометную батарею, которую сопровождал на коне рослый командир, обвешанный немецким оружием.
— Дрыганов! — вдруг закричал Гаврилькевич.
Всадник проворно спрыгнул с лошади. Опять крепкие рукопожатия и объятия.
— Вот где встретились-то! — басил Дрыганов. — Значит, будем теперь соседями!
Сергей Дрыганов тоже был нашим курсантом. Теперь в 64-й бригаде он являлся заместителем командира минометного батальона. Не успели мы расспросить друг друга, как к нам подошел невысокого роста, немного сутулый моряк с перевязанной щекой и с немецким автоматом на груди.
— Сироткин! — протянул ему обе руки Дрыганов. — Скажи, пожалуйста, действительно, гора с горой не сходится… Сколько нас сразу встретилось на дороге фронтовой!
И Сироткин — воспитанник нашего училища. Он командует ротой противотанковых ружей в нашей бригаде.
— Идемте, товарищи, ко мне пить чай, — пригласил Сироткин. — Я здесь остановился, — и он показал рукой на дом с разбитым крылечком.
Мы согласились. Ведь и на фронте положено пить чай. Его отпускают по нормам довольствия ежедневно.
Когда мы вошли в дом, самовар уже стоял на столе и от него шел густой пар и синий чад. Хозяйка гремела посудой, ставя ее на стол.
Не успели мы выпить и по кружке чаю, как на улице поднялась тревога. В воздухе появились немецкие самолеты. Сироткин пулей вылетел из избы. Он приказал дежурному взводу открыть огонь по самолетам из противотанковых ружей. Пэтэеровцы быстро рассредоточились вдоль изгороди, чудом уцелевшей между сгоревшими домами. Приспособив ружья на частоколе, они открыли дружный залповый огонь.
Не знаю, стрельба ли противотанковых ружей или что-то другое помешало «юнкерсам» сбросить свой смертоносный груз, только они с бреющего полета взмыли вверх и ушли в облака.
Когда мы вновь собрались в доме, мой взгляд помимо воли часто останавливался на Сироткине. В училище это был тихий, скромный, почти незаметный курсант. Прошло несколько месяцев, как он прибыл
Наш разговор нарушил горячий спор моряков, разгоревшийся прямо под окном. Сироткин решил вызвать бойцов, выяснить, в чем дело. Краснофлотцы вошли в дом и чуть ли не в один голос доложили, что за деревней упал и горит подбитый «юнкерс». И подбил его из противотанкового ружья, утверждали они, не кто иной, как Николай Войтинов. Пригласили командира взвода. Он подтвердил, что сбитый самолет, действительно, работа Войтинова. Было решено доложить об этом командованию и ходатайствовать о награждении моряка.
Поздно вечером 14 декабря наша пехота с боем освободила большое село Троицкое. Через час сюда прибыл штаб бригады. Безверхов с начальником артиллерии майором Трековым решили осмотреть оставленную противником технику: нет ли чего полезного для бригады? Было обнаружено оборудование санитарной части полка, много медикаментов, зубной кабинет, три санитарные машины.
— Это для нашей санчасти! — сказал комбриг, осматривая оставленное фашистами добро, и приказал адъютанту вызвать доктора.
Утром полковник получил приказ из штаба армии: «Двигаться на запад и к 22.00 выйти к населенному пункту Аксиниха, в 20 километрах от Троицкого». Тут же он распорядился выслать вперед дозор. Кто-то было усомнился в надобности такой предосторожности, когда враг бежит. Но комбриг дал понять, что свое решение он на обсуждение не выносит.
Сильно морозило после вчерашней оттепели. На штабной машине мы двинулись в назначенное место. По обе стороны дороги тянулся густой ельник. Приготовили пулеметы, гранаты. Вставили диски в автоматы: в прифронтовом лесу все может быть. И вдруг машина остановилась.
— Товарищ полковник, посмотрите! — обратился водитель к комбригу.
Все вышли и увидели страшную картину.
Вдоль дороги, по опушке невысокого ельника, растянулись в цепочку орудия горной батареи. Мы подошли ближе. Лошади лежат в упряжках. Возле орудий — трупы красноармейцев, запорошенные снегом. Батарея, видимо, уничтожена на марше еще осенью при отступлении наших войск. Следов от разрывов мин и снарядов не видно, ни одно орудие не повреждено. Майор Треков открыл ящики орудий — все на месте, лотки полны снарядов.