У страха глаза велики
Шрифт:
Маша позвонила матери и сообщила, что дядя Леша вернулся. Та обрадовалась, но задавать вопросов не стала, так как была очень занята.
Прошло минут двадцать, прежде чем открылась дверь ванной и на пороге появился дядя Леша в купальном халате.
— Машка, я есть хочу! — заявил он.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась Маша.
Когда он поел, выпил большую кружку кофе, она робко спросила:
— Дядя Леша, кто тебя так?
— Да ерунда, Машуня, подрался немножко.
— С кем?
— Не знаю, пристали какие-то парни…
Брешет,
— Тебе надо примочки сделать, — с жалостью глядя на него, проговорила Маша.
— Ничего не надо, мне бы поспать… — Дядя Леша поднялся из-за стола, халат распахнулся на груди, и Степанида успела заметить, что и грудь у него в синяках и кровоподтеках.
— Дядя Леша, а что, если мы уйдем? — спросила Маша.
— Да, конечно, идите спокойно. Мне ничего не нужно.
И он ушел к себе.
— Здорово его отделали, — тихо произнесла Степанида.
— Ничего, главное — живой! — весело отозвалась Маша. — У меня просто камень с души свалился.
— У меня тоже, — призналась Степанида. — Я боялась, что…
— Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Идем гулять!
— Идем!
Но в этот момент зазвонил телефон. Маша взяла трубку и быстро заговорила по-французски, потом, прикрыв ладошкой трубку, шепнула:
— Степочка, подожди меня немножко, ладно?
И она густо покраснела. Ясно, ее парень звонит, сообразила Степанида и, кивнув, вышла на кухню. Хотя по-французски она не понимала, но пусть Маша щебечет на свободе. Зачем ее смущать? На кухне Степанида села за стол и налила себе минеральной воды. И вдруг взгляд ее упал на лежащую на полу потрепанную записную книжку. Она нагнулась и подняла ее. Судя по всему, книжка принадлежала дяде Леше. Степанида положила книжку на подоконник. Ей смертельно хотелось заглянуть в нее, но она знала — этого нельзя делать! Юлия Арсеньевна внушала ей, что читать чужие письма, заглядывать в чужие записи — последнее дело. Но книжка неодолима влекла ее. Степанида старалась даже не смотреть на нее и только молила бога, чтобы Маша поскорее закончила разговор. Борьба с собой вконец измотала Степаниду, но вот в дверях появилась Маша, румяная и веселая.
— Ну все, можем идти! — объявила она.
— Маш, у меня к тебе просьба, — нерешительно начала Степанида.
— Просьба? Валяй, говори!
— Я вот подняла с полу записную книжку, — Степанида глазами указала на нее, — это, наверное, твоего дяди книжка…
— Эта? Ну конечно!
— Ты не могла бы заглянуть в нее на букву Х.
— Опять тень Холщевникова? — засмеялась Маша и без всяких сомнений взяла в руки книжку. — Так, У, Ф, ага, вот Х… Нет тут никакого Холщевникова! Успокоилась?
— Вроде. Но ты… ты посмотри еще на Т.
— На Т? Ладно… Вот Турищев, Теплицкий, Тамара… А вот смотри — Т.Х. Может, это то, что мы ищем?
— Т.Х.? — взволновалась Степанида. — Тимофей Холщевников!
— Или Таня Храмова! Толя Харитонов! Тарас Харченко!
— Погоди с шутками! — перебила ее Степанида. —
— Нет. Тут какие-то буквы… сокращения… И потом… Понимаешь, это все записано наверняка уже тут, в Париже…
— Почему ты так решила?
— Потому что записано новой ручкой, ему мама подарила, тут совсем другие чернила. Вот смотри!
Степанида взяла книжку в руки. Действительно, чернила в последней записи были с лиловатым оттенком. А напротив букв Т.Х. значилось:
3. 13. 23. у. Б. с 12 до 15.
— Очень интересно, просто очень…
— Что? Что интересно? — заволновалась Маша.
— Маша, Холщевников, наверное, все-таки в Париже! Ты же сама говоришь — запись сделана новой ручкой! И твой дядя его знает! Наверняка!
— Ну почему обязательно Холщевников? — неуверенно спросила Маша.
— Потому что «потому» оканчивается на «у»!
— Степанида!
— Ничего не Степанида! Это Холщевников, я уверена на сто процентов! Только вот что значат эти цифры и буквы? Знаешь что? Давай-ка перепишем это все на бумажку и попробуем расшифровать, только не здесь, а на улице. Чего зря время терять?
Маша быстро переписала все на листок бумаги и сунула в карман.
Девочки в некотором смятении покинули квартиру.
— Значит, мы гулять не будем, да? Будем думать над этими писульками? — недовольным тоном осведомилась Маша. — Тогда пошли хоть посидим где-нибудь, в сквере например.
— А что, если поехать в какой-то там сад, а?
— В какой сад? В Люксембургский?
— Вот-вот, и в саду погуляем, и подумаем заодно. Чем плохо?
— Ты права, Степанида! Только Люксембургский сад далеко, мы с тобой лучше в Булонский лес подадимся, согласна?
— А он… он знаменитый?
— Кто? — не поняла Маша.
— Ну лес этот?
— Ага! Он жутко знаменитый! — рассмеялась Маша.
— Точно?
— Точно! Скажешь в Москве — гуляла в Булонском лесу, все тебе завидовать будут.
— Тогда согласна. А это настоящий лес?
— Как тебе сказать? Не очень, не дремучий. Скорее это парк, просто так называется.
Нагулявшись в Булонском лесу по аллеям и дорожкам, они наконец нашли укромное местечко и сели прямо на траву. Маша достала из кармана бумажку с цифрами и буквами.
— Дай-ка мне, — попросила Степанида, в задумчивости глядя на странную запись. — Ну вот тут понятно: с двенадцати до трех. Это похоже на адрес, какая-то улица…
— А что же тогда значат первые три цифры?
Степанида задумалась.
— Черт его знает… Хотя… Слушай, Машка, а что, если это значит, что на этой улице по вот этим числам, по третьим, тринадцатым и двадцать третьим, с двенадцати до трех что-то происходит, а?
— Что происходит? — испуганно спросила Маша.
— Может, там в это время бывает Холщевников, а? И к нему можно прийти по этим числам?
— Ты думаешь?
— Думаю, хотя не знаю… Выяснить бы, что это за улица… Кстати, завтра как раз тринадцатое! Ой, Машка, подумай!