У тебя есть я
Шрифт:
Напрасно Маргарита убеждала маму, что врачи лучше знают и просто так деньги вымогать не станут. Что если есть хоть один шанс, надо использовать его, а картины… Да бог с ними!
Если уж мама так не хочет продавать полотна, можно начать с украшений, не имеющих большой художественной ценности.
Как она жалела, что папа не дожил! Он был такой добрый человек, так любил детей, обязательно заставил бы маму хоть чем-то поступиться ради Петеньки. Только папа давно умер, еще когда Дава служил в армии.
В отчаянии Давид с Оксаной продали комнату и стали снимать жилье. Мать ухаживала за
Это было не то время, которое хотелось удержать в памяти, и, к счастью, многое действительно забылось, так что теперь непонятно, действительно ли она решила не поступать в очную аспирантуру из-за болезни Петеньки или это сейчас видится себе такой благородной? По прошествии лет всегда можно придумать красивое объяснение даже некрасивым поступкам. Нет, постойте, кажется, она вправду отказалась от очной аспирантуры добровольно. Надеялась, если маме не придется больше кормить взрослую дочь, она подобреет. Или нет? Или боялась, что не потянет науку? Ох, если признаваться до конца, то ей просто хотелось работать вместе с Костей, раз уж не выходит стать его женой. Она – однолюб.
Лечение требовало все больше денег, и вскоре в доме снова стали появляться Давид и Оксана с исплаканными лицами. Теперь они не стеснялись унижаться, Оксана падала на колени перед мамой, билась головой о пол, а Маргарита боялась ей сказать, что это не работает. Никогда не работало.
Один раз она видела лицо Оксаны на третий день после такого визита – это был сплошной кровоподтек.
Тогда Маргарита решилась украсть что-нибудь из драгоценностей. Да, мама обещала заявить на родную дочь, но лучше уж сесть в тюрьму, чем все это видеть.
Только вернувшись домой с твердым решением обчистить родное гнездо, Маргарита обнаружила пустые стены и большой несгораемый шкаф в кабинете.
– Оксана совсем обезумела, – улыбнулась мама, – того и гляди наведет на нас каких-нибудь бандитов.
Петенька умер, дожив только до четырех лет. Все эти годы Маргарита помогала Давиду – занималась с его учениками, откладывала немного со своей невеликой зарплаты на Петенькины нужды. Только привязаться к обреченному ребенку у нее, малодушной, не хватило сил. Она старалась не видеться с Петей, впрочем, Оксана к нему и так никого не подпускала.
Со временем Маргарита признала мамину правоту: пусть бы ребенок умер раньше, но без мучений от операции и химиотерапии.
Мама никогда не была жадной и не продала картины только потому, что это было бы неправильно. Хорошо, что малыш умер, когда не мог еще понять, что с ним происходит. Так было лучше для всех.
А следующий день после похорон ребенка вдруг подарил ей счастье… Маргарита помнила его как сказку, как прекрасный сон, потому что в жизни никогда ничего не сбывается.
После обеда Костя пришел на кафедру с огромным букетом роз и опустился на одно колено перед ней, оцепеневшей от изумления и восторга.
Мама сказала бы, что эта «театральность попахивает дурновкусием», но Маргарите было все равно. Принц филфака склонился перед ней, невзрачной и глупой дурнушкой, – сказки иногда становятся былью.
Потом, когда присутствовавшие,
– Обещаю, что мы будем с тобой очень счастливы! – сказал Костя.
И они были. Пока кто-то не решил все уничтожить.
Зиганшин ел картошку и думал, что сам пожарил бы намного вкуснее. Но сказать об этом нельзя – Фрида устает с детьми и не может готовить ему разные вкусности, как раньше.
Он вдруг заметил, как сильно подурнела жена. Лицо осунулось, появились мелкие морщинки вокруг глаз, и вся она будто полиняла, поблекла. После болезни Фрида постриглась, и ей это шло, но теперь волосы отросли и лежали как попало. Похоже, она сегодня вообще не причесывалась. На плече футболки Зиганшин увидел пятно – кто-то из близнецов срыгнул, а она и не заметила. Мстиславу показалось, что от пятна пахнет кислятиной, и он отодвинул тарелку.
– Спасибо, Фрида, сыт.
– Чаю?
Он покачал головой и встал. Десятый час, дети разошлись по своим комнатам, и близнецы, редкий случай, спят. Можно и самому на боковую.
– Славочка, нужно купить новую стиральную машину, – мягко сказала Фрида, усаживая его обратно, – наша уже на ладан дышит и вообще не справляется с возросшими объемами.
Зиганшин кивнул. Стиральная машина хорошо служила ему много лет, но теперь действительно выжимала из себя последнее. Она адски выла и стучала на весь дом и, хуже того, стала протекать. Зиганшин приспособился засовывать под нее противень и сливать накопившуюся воду (все равно Фрида теперь пирогов не пекла), но это, конечно, был жалкий паллиатив. У него-то рука твердая, а Фрида разливала все, не донеся до таза.
– И давай тогда посудомойку сразу закажем, хорошо? Во многих местах дают скидку на вторую покупку.
Фрида хотела его обнять, но Зиганшин отстранился – пятно на ее футболке было очень противное.
– Все? – спросил он. – Посудомойку только или еще что-то хочешь?
Фрида нахмурилась:
– Это сарказм, что ли, я не поняла?
– Все ты поняла, – буркнул Зиганшин.
– Нет. Слава, мне правда очень нужна посудомойка! Нас стало теперь семеро…
– А близнецы уже пользуются ножом и вилкой? Кажется, я что-то пропустил!
– Боже, какой искрометный юмор! – фыркнула жена. – Они едят, на минуточку, шесть раз в день, то есть я мою их рожки двенадцать раз, плюс бутылочки с водой. Славочка, ну правда! Света мне очень помогает, но нельзя же превращать девочку в прислугу, тем более мы ее не спрашивали, когда усыновляли этих детей.
«Лучше бы спросили, – с горечью подумал Зиганшин, – вдруг у Светки хватило бы ума нас остановить». Вслух же он произнес совсем другое:
– Фрида, мы сейчас живем хорошо если в ноль, а чаще в минус. Не в плюс точно. С коррупционными схемами я завязал. Почти. Почти совершенно, – подумав, уточнил он, – не хочу говорить заранее, чтобы не сглазить, но не исключено, что меня повысят, и тогда я хотел бы иметь руки свободными.