У Великой реки. Поход
Шрифт:
Я выложил весь набор аргументов, которыми успокаивал сам себя. Хоть спутницу нашу с трудом можно было отнести к числу «легковыносимых», но и неприятной её назвать тоже было бы нечестно. И однажды она спасла всем нам жизнь, о чём тоже забывать не стоит. И волновался я за неё, по большому счёту, не меньше, чем Маша, но показывать своих тревог мне нельзя, раз уж я командирствовать взялся.
Гномы топотали за нами следом, гомоня о своём. У них тоже забот было выше головы. Куда делись их спутники? Что с товаром? Что делать дальше?
У окна второго этажа, у
— Слышь, мужик! — окликнул я его. — Ты за каким демоном у окна выставился со снайперкой? Снимут первым выстрелом!
— А что? — не понял тот.
— Выбери комнату, собери кучу мебели подальше от окна, засядь за ней — и выцеливай понемногу. И больше одного раза не стреляй. Пальнул — замер. Если начали долбить в ответ — меняй позицию. Понял?
— Понял, — кивнул мужик и побежал по лестнице вниз.
Они сейчас наверняка снайперов подтянут, иначе нас не возьмёшь. Расстояние от нас такое, стрелять легко, но добежать не выйдет — всех положат. Триста метров плоского, как стол, и совершенно открытого пространства: это если от ближайшего строения — трактира — считать. Непреодолимое препятствие под огнём. А от дворов все четыреста наберётся. Надо бы и мне приготовиться ко встрече снайперов — есть у меня специально для них сюрприз великий.
— Слышь, Саня! — окликнул меня Орри. — Мы тут по соседству и в комнате напротив сейчас позиции займём. Будет тихо — заходи поболтать, рад буду.
— И вы к нам заходите, — пригласила гномов Маша, на что те вежливо и степенно покивали.
Мы зашли в свою комнату, прикрыли дверь. Маша не только с магией времени не теряла. Все занавески были задёрнуты и шевелились под ветром у разбитых вдребезги окон, пол возле которых был завален осколками битого стекла. На кровати лежали обе наши винтовки и все ружья. Все коробки с патронами, что мы везли с собой, были выложены рядом. Ну и правильно. Одно оружие она только не приготовила, потому что о нём не знала — не имеет привычки по чужим тюкам лазить.
Я потянул к себе продолговатый, увесистый, металлически звякнувший свёрток. Расстегнул пряжечки на ремешках, развернул кожаный чехол. Вот она, «секира Дьюрина», однозарядка калибра двенадцать и семь десятых миллиметра. Сверкающая матовой синевой стали и глубокой полировкой ореха на ствольной накладке и щеке приклада. Гидравлический демпфер для смягчения отдачи, широкий многокамерный дульный тормоз, а заодно и пламегаситель. И к ней, в отдельном футляре из толстой кожи, двадцать длинных патронов с остроконечной бронебойной пулей, снаряженных вручную, отполированных до зеркального блеска.
Я взял в руки тяжёлый ствол с долами для равномерности вибрации и лучшего охлаждения, аккуратно вставил его в ствольную коробку. Повернул в сухаре, затем торцевым ключом затянул эксцентрик. Присоединил к винтовке хитрой конструкции приклад с гидравлическим демпфером, массивную сошку и оптический прицел. Откинул рукоятку затвора, подал его назад до упора. В окно уложил один патрон
— Что это? — спросила Маша, с удивлением глядя на такой немалый ствол.
— Кузькина мать в натуральном виде. В обнажённом, можно сказать, на постаменте, — усмехнулся я. — Снайперка крупнокалиберная, гномьей работы.
Дальше я взялся за сооружение баррикады и через минуту уже пристраивался за целой кучей мебели, расположив тяжеленную «секиру» на сошках стволом к окну.
— Маша, аккуратненько, издалека, приоткрой занавески, пожалуйста. Несильно, только в серёдке.
— Издалека так издалека, — пожала та плечами, и занавески немного раздвинулись посредине самопроизвольно. Это потребовало от неё столь ничтожных усилий, что я даже не почувствовал течения Силы. Почти не почувствовал.
Я достал из сумки наушники с прошитым заклинанием тишины, подогнал их что размеру и пристроил на голову. Такая пушка, да ещё с дульным тормозом, да ещё в замкнутом пространстве… Кого угодно слуха лишит.
В кругу восьмикратного прицела, расчерченном волосяными линиями в перекрестье и дальномерную шкалу, показалась стена трактира «Отставной К. барабанщик». Затем окно. Одно, другое. Люди там были, но не слишком много. За нами следили всего несколько человек, я засёк их, выглядывающих из-за перевёрнутых столов и из-за подоконников. Остальные расположились в глубине помещений и выглядели расслабленно. Ждут чего-то? Странно. Если это ограбление города, то следует действовать энергичней — и уже удирать. Если захват, то всё равно нужна активность. Странно.
Снайперов пока видно не было — по крайней мере, в моём секторе обстрела. Да и вообще мало кого было видно. Цели мелькали, но не настолько достойные, чтобы себя раскрывать. По нам вели беспокоящий огонь, но очень вялый, исключительно с целью не давать расслабиться. Точно, чего-то ждут. Зато вдали в небо поднимаются два столба густого чёрного дыма от горящих сторожевиков у причалов.
— Маш, ты в курсе, что случилось? — спросил я негромко.
— Немного, — кивнула Маша. — Там на первом этаже оказался поручик из гарнизона, он рассказал. Взбунтовались два сипайских полка на юге княжества.
— Вот как?
— Вот так.
Время у нас было, и Маша рассказала слово в слово всё, о чём поведал поручик. Взбунтовались два иррегулярных полка Южной дивизии. Восстание в полках, судя по всему, готовилось заранее, но произошло слишком рано. Когда секрет стал известен многим, он перестал быть секретом. И когда дошло до того, что пойманные пьяными сипаи начали прямым текстом угрожать офицерам, что, мол, «завтра ночью мы-то вас ужо!», кто-то сообразил поднять тревогу. И тогда начался бунт. Восставшие захватили изрядное количество боеприпасов, машины, лошадей. А самое главное — сохранили всё штатное вооружение своих частей.