У входа нет выхода
Шрифт:
Решив, что отсиживаться за кадками не имеет смысла, Сашка и Рина затесались в толпу деловитых пап, озабоченных молчанием своих мобильников, и моложавых мам, с целеустремленностью закапывающих ямки кошек, рывшихся в своих сумочках.
Красноволосая бабушка расспрашивала хрупкую женщину с глазами лани:
– А вы как сюда попали, милочка?
– Ну мы с Лешенькой провалились в высшую школу менеджмента, с горя хотели поступать в экономический лицей, а тут позвонила знакомая моей знакомой и спросила: хочу ли я, чтобы мой Лешенька стал успешным лидером?
– Что, прямо так и сказала?
– Ну
Рина с Сашкой пробились ближе к Насте. Сашка тревожно отслеживал глазами стрелки. Рядом с Настой, отделавшейся от барашка, снова вился Белдо, предупредительный, как сто тысяч любящих родственников. Сашка окончательно уверился, что он уделяет Насте больше времени, чем остальным.
Поначалу чудеса творил один Белдо. Он то выпускал из рукавов белоснежных голубей, то читал мысли, то заставлял чашку кувыркаться в воздухе. Под конец осмелел настолько, что, дохнув на полированный табурет, заставил его покрыться белыми цветами.
Вслед за Белдо в дело вступили недавние выпускники. Долговязая девушка с косой заставила деревянную голову говорить человеческим голосом. Деревянная голова, из ушей которой стойко тянуло клейстером, растягивала губы и рассказывала всем желающим их прошлое, останавливаясь почему-то на самых унизительных и горьких деталях. Потом девушка где-то ошиблась, и голова вспыхнула. На зрителей это произвело неблагоприятное впечатление, поскольку голова корчилась, как живая.
Девушка с косой ушла смущенная.
– Сами понимаете, уровень у наших ребят пока стартовый! Мы намеренно не показываем вам работу асов! Вскоре такое сможет сделать каждый из вас! – улыбаясь, объяснил Белдо, подавая кому-то знак.
Вслед за долговязой девушкой вышел квадратный парень. Два берсерка долго били его в живот окованным железом тараном, а после обстреливали болтами со снятыми наконечниками.
Парень держался стойко и улыбался, хотя Рина видела, как на висках у него выступают крупные капли пота. За парнем появились Гуля и ее подруга Нина. Гуля на спор угадывала карты в закрытой шкатулке. Нина искала спрятанные предметы. За Ниной пришлепал упитанный молодой человек, о котором Белдо сказал, что он выучил наизусть словарь. И правда, тот немедленно принялся бубнить и был остановлен только на половине букве В усилиями резвых клерков из форта Долбушина, которые утащили его под руки.
Пробуждая убаюканный зал, снова выскочила девушка, до того претерпевшая неудачу с деревянной головой. На сей раз она превращала в мотыльков рваную бумагу и, заполнив тысячами мотыльков весь зал, заставила зрителей забыть о неудаче с головой.
– Друзья мои! – щебетал Белдо, скользя между гостями. – В том, что мы вам показываем, нет ничего необъяснимого! Никакой магии, никакой – о презренно будь это слово! – мистики! Навык работы с собственным сознанием, полное его раскрепощение и освобождение от рутинной закостенелости стандартов и представлений! Все вы, уверен, слышали, что человек использует только десять процентов своего мозга! Десять! А чем же заняты остальные девяносто? Они ждут, пока мы их разбудим!
Гай скромно стоял между Тиллем и Долбушиным и тесными синеватыми зубами покусывал трубочку
Тилль подошел к нему сбоку.
– Со мной связывался наш друг из ШНыра. Звонил из поселка, из будки. У него началась псиосная ломка. Просит новую дозу, – сказал он будто вскользь.
Гай перестал покусывать трубочку.
– Что, так вот сразу? Псиос надо заслужить. И что говорил наш друг?
– Десять уже в ШНыре. Их разбили на пятерки. У пегов бывают, но полетами пока не пахнет. Обычная тренировочная рутина…
– Похоже, Калерия не собирается ускорять события… А что там наша пчелка? Жужжит?
– Наш друг клянется, что смазал стенки улья и крышу, но пока никакого заметного результата, – ответил Тилль.
Гай прислушался к происходящему и, сделав шаг, подал знак. Цепь берсерков разомкнулась. Клонясь от тяжести, смуглый арбалетчик внес куб потемневшего серебра со вплавленным осколком зеркала.
В центре зала находился невысокий мраморный постамент. Направляясь к нему, арбалетчик оказался рядом с Риной. Когда расстояние между ними сократилось, Рина ощутила глухую безысходность, тоску и безразличие, затопившие все ее существо.
На несколько мгновений границы между «можно» и «нельзя» стерлись, и Рина почувствовала, что ей было бы все равно, если бы кто-то отрезал Сашке голову. Или даже ей самой. К счастью, арбалетчик уже прошел мимо.
– Что это у него? – бойко крикнула щекастая девушка из новеньких, которая недавно вместе с Белдо заставляла распускаться увядшие цветы.
– Камень-метеорит! – с трепетом в голосе откликнулся Белдо. – Старше нашей галактики, древнее Солнца! В его кристаллах записаны тайны исчезнувшей, бесконечно гуманной цивилизации. Погибая от катаклизма, они не унесли знания с собой, но отдали их всем, кто захочет взять! Прикосновение к метеориту пробуждает подсознание!
Наста быстро оглянулась на Сашку и Рину. Рине и без этого взгляда стало ясно, что именно этот камень и был их главной целью. Увидеть его, запомнить каждую грань и после зарисовать. Эх, жаль, нельзя уничтожить! У них один вспышечник.
Доказывая всем, что оплавленный слиток безвреден, старичок наклонился и поцеловал его. В момент, когда он коснулся куба губами, все увидели, как тело его окутал серебристый кокон.
– Все желающие обучаться должны повторить за мной! Разумеется, каждый может отказаться. Но прежде, чем вы примете решение, мы хотим, чтобы вы окончательно определились. Это заблуждение, что история творится где-то там, далеко, на полях грандиозных баталий! История складывается здесь и сейчас!.. Взгляните!
Белдо выдернул из кармана алый платок и махнул им. Массивная железная дверь, ведущая не на улицу, но куда-то в глубь здания, лязгнув, открылась. Восемь крепких берсерков вывели на цепях полуголого, двухсполовинойметрового человека в железном наморднике, покрытого с головы до ног рыжеватой шерстью. Мужчина был худ, с узкой грудью, но в громадном, бугрящемся узлами мышц теле угадывалась жуткая сила. Череп скошен, лицо изуродовано. Пустую глазницу затягивает дикое мясо, похожее на вываренную губку.