У забора

Уэст Кейси

– Отлично. А теперь давай работать.

* * *

Сегодня я не могла заснуть по двум причинам. Первая: я не бегала, вторая: мне не давала покоя бумажка, на которой я подделала подпись моей мертвой мамы. Она буквально кричала на меня, лежала в ящике письменного стола и орала на пределе легких. Надо было попросить папу ее подписать. Он бы сделал это... наверное. После кучи вопросов.

Я вспомнила, как однажды папа пришел домой с бутылочкой кондиционера для волос и поставил ее передо мной

на стол. "Тебе это нужно? Кэрол с работы сказала, что нужно", - промолвил он. Я уставилась на бутылочку. Конечно, я знала, что это такое, видела много рекламных роликов, но никогда не пользовалась им раньше. В папиных глазах светилась вина, будто он каким-то образом меня подвел. Но в этом не было его вины, он просто не знал. Ему было бы легче, будь у него четыре сына. И мы оба это знали. "Да нет, пап. Вообще-то, мои волосы не так уж и сильно запутываются. Но спасибо, я обязательно его использую".
– Что я и сделала. До сих пор не верится, что я так долго жила без кондиционера для волос.

Интересно, почувствовал бы он себя столь же виноватым из-за того, что не покупал мне косметику. Я вздохнула и уставилась на свой стол, будто документ, который мне дала Линда, мог вот-вот прожечь себе путь сквозь ящик. Поняв, что заснуть не удастся, в час ночи я включила лампочку на тумбочке и поднялась с постели. Да что со мной не так? В оправдание этого поступка я твердила себе, что подписание документа - лишь формальность, у меня не возникнет никакой аллергической реакции. Так что в этом не было ничего страшного, папа никогда ни о чем не узнает. Документ не отправят в правительство на проверку, его просто навечно похоронят в уродливом сейфе в кабинете Линды.

Спустившись вниз, я зашла в кухню и отчетливо увидела дом Брейдена, в его спальне все еще горел свет. Тут же схватила телефон и написала ему сообщение:

Поболтаем у забора?

Конечно.

– Привет, - поздоровался он, когда мы подошли к разделяющему нас деревянному барьеру.

– Привет, - вторила я, ожидая, что он заговорит первым, хотя сама позвала его сюда. Я просто смутилась из-за опрометчивости этого поступка. Вместо того чтобы стоять лицом к забору, разглядывая через дощечки затененную фигуру Брейдена, я присела, как прежде, прислонившись к нему спиной, а затем посмотрела на луну. Было гораздо легче разговаривать с луной, а не с Брейденом. По крайней мере, о реальных вещах. Брейден тоже сел.

– Не спится?
– спросила я.

– Да, - сухо ответил он.

Я потерла ноющую шею.

– Ты когда-нибудь делал что-то глупое, после чего ощущал бы липкую вину?

– Да.
– Вновь сухой ответ.
– Что ты сделала?

Притворилась, что моя жизнь полна.

– Солгала.

– Кому?

– Моей начальнице.

– О чем?

– О...
– почему луна разжигала во мне желание поведать все свои секреты Брейдену?
– ...чем-то действительно глупом, но теперь не знаю, как сказать ей правду.

– Какая у тебя начальница?

– Странная. Думаю, она участвовала

в каком-то духовном путешествии по всему миру или что-то в этом роде и считает, будто достигла своего рода душевного спокойствия. Теперь ее жизненная цель - восстанавливать сломленные души.

Иногда в раздумьях Брейден слегка оттягивал нижнюю губу, и сейчас я услышала это в его ответе:

– И она считает, твоя душа сломлена?

Облака вокруг луны пылали белым.

– Нет. Не моя. Ну, да, и моя тоже, но не только, душа каждого. Она считает, душа каждого человека сломлена.

– Каждого, кроме ее.

– Да, точно!

– Поэтому ты ей солгала, чтобы отвести подальше от личного?

– Да.

– Не стоит переживать. Она не имеет права вмешиваться в твою жизнь. Если это не нечто важное, тогда просто забудь об этом.

Нет, конечно. Я просто оживила мертвого человека, вот и все, ничего важного.

– Да, наверное, ты прав.

– Это впервые?

– Что?

– Когда я прав?

– Ха-ха.

Мы оба замолчали. Стало так тихо, что я смогла услышать его дыхание - размеренное и глубокое. И с каждым его вдохом, казалось, мои плечи все больше расслаблялись.

– Но если это что-то важное...
– Он осекся, и мои плечи тут же вновь напряглись.
– Это просто тебя съест.

Я знала, что это правда. Из моих внутренностей уже готовилось изысканное блюдо.

– Что ж, поскольку уничтожение начнется с более бесполезных органов, у меня еще есть время.

Он засмеялся.

– Ты ешь много морковки.

– Гм... что?

– Ты любишь морковку. Мой следующий факт о тебе. Помнишь, в игре, доказывающей, что я знаю больше о тебе и твоей скучной жизни, чем ты о моей.

– Но морковь - не моя любимая еда.
– Он произнес это так самодовольно, будто сообщил мне, что я проиграла.

– Так я этого и не говорила. Я сказала: "Ты ешь много морковки". Может, она и не входит в список "любимая еда" в твоем дневнике "мои любимые вещи", но ты ее действительно любишь.

– Нет, не входит, она в другом списке: "любимые овощи".

– Я так и знала.

– Ладно, мой ход... Ты постоянно ешь хлопья "Кокоа криспиз". Причем громко.

– Это хлопья так хрустят.

Следующие несколько минут мы перечисляли любимые вещи друг друга. Его: цвет - синий, предмет - история, еда - стейк, день недели - суббота. Мои, соответственно: красный, физкультура, пицца, пятница (раньше суббота, пока ее не захватила работа).

– О, и еще один, - объявил он.
– Ты ненавидишь девушек с блестящими надписями на задницах.

Я рассмеялась.

– Откуда ты знаешь?
– Никогда это не озвучивала.